«Есть — Бог». Мир для меня сказка; детское «я», подчиняясь неведомому велению, творить мифологию; появляется мир; появляется его история; так создается творчеством мир. Теогония рождает космогонию; «θεός»50 является как «κόσµος»51 Хаос создал все виды религий, все виды действительностей, все виды предметов действительности. На вершине творчества мое детское «я» уже вмещает в себе кипучее море содержаний. Оно сознает свое творчество; оно становится Логосом.
Только с вершин логического познания открывается вид на хаос, дается нам право переживать хаос; хаос становится критерием действительности.
Только в воронке хаотического смерча самый хаос становится образом и подобием логического познания; дознание оказывается пронизанным хаосом; хаос оказывается самой действительностью познания.
Отсюда: или все течет в вечном сне и нет ничего, ни хаоса, ни Логоса, ни познания, ни творчества; либо хаос и Логос суть сны действительности. Но действительность эта неопределима во сне; образ сна — цельность логической действительности, предопределяющей действительность бытия; и другой образ того же сна — цельность творчества, рисующего в образах самую логическую действительность и этой действительностью предопределяющего бытие.
Если это так, то действительность есть только Символ в языке наших снов.
Метафизически мы подходим к тому же.
Ценность предопределяет истинность; ценность условно содержится в истине; истина — понятие символическое; она символ ценности; но истина, понятая как долженствование суждении, превращает течение мира в течение силлогизмов; мир — это огромный силлогизм; но силлогизм не есть ценность; чем должна быть ценность?
Долженствованием ценность не определится; ценность только то, что она есть; говоря, что она есть, мы утверждаем ее существование; ценность определяет бытие познания; образом ценности может быть лишь эмблема; такой эмблемой является, с одной стороны, познание; с другой стороны, бытием является то, что не познание; непознание — имманентное бытие; взятое со стороны переживаемых содержаний, оно — творчество. Творчество есть эмблема ценности; ценность соединяет в себе две крайние эмблемы; как соединение эмблем она есть Символ.
Мы не называем Символ именем безусловного; понятие о безусловном легко подменяется понятием об условии всяческого бытия и всяческого познания; условием бытия легко подменяется творчество: условие же творчества есть скорее эмблема; далее, называя Символ безусловным, мы легко отожествляем безусловное с божеством; в понятии о Символе мы самое божество обусловливаем символами.
1) Символ есть единство.
2) Символ есть единство эмблем.
3) Символ есть единство эмблем, творчества и познания.
4) Символ есть единство творчества содержаний переживаний.
5) Символ есть единство творчества содержаний познания.
6) Символ есть единство познания содержаний переживаний.
7) Символ есть единство познания в творчестве содержаний этого познания.
8) Символ есть единство познания в формах переживают.
9) Символ есть единство познания в формах познания.
10) Символ есть единство творчества в формах переживаний.
11) Символ есть единство в творчестве познавательных форм.
12) Символ есть единство формы и содержания.
13) Символ раскрывается в эмблематических рядах познаний, и творчеств.
14) Эти ряды суть эмблемы (символы в переносном смысле).
15) Символ познается в эмблемах — образных символах.
16) Действительность приближается к Символу в процессе познавательной или творческой символизации.
17) Символ становится действительностью в этом процессе.
18) Смысл познания и творчества в Символе.
19) Приближаясь к познанию всяческого смысла, мы наделяем всяческую форму и всяческое содержание символическим бытием.
20) Смысл нашего бытия раскрывается в иерархии символических дисциплин познания и творчества.
21) Система символизма есть эмблематика чистого смысла.
22) Такая система есть классификация познании и творчеств, как соподчиненной иерархии символизации.
23) Символ раскрывается в символизациях; там он и творится, и познается.
Таковы предпосылки всякой теории творчества; Символ есть критерий ценности всякой метафизической, теософской и теургической символики.
Мы должны отличать понятие о Символе как пределе всяческих познаний и творчеств:
1) От самого Символа (Символ непознаваем, несотворим, всякое определение его условно).
2) От символического единства.
3) От нормативного понятия о ценности.
4) От методологического понятия о ценности.
5) От образа Символа (Лик).
6) От центральных Символов религий.
7) От символических образов наших переживаний.
8) От художественных символов.
Сам Символ, конечно, не символ; понятие о Символе, как и образ его, суть символы этого Символа; по отношению к ним он есть воплощение.
Понятие о символическом единстве должны мы в свою очередь отличать от синтетического единства самосознания (гносеологического единства), от категории единства и от числовой эмблемы (единица); гносеологическое единство, категория и числовая эмблема суть эмблемы метафизического понятия о Символе как единстве.
Понятие о Символе не есть еще понятие о ценности; понятие о ценности есть понятие нормативное; или же понятие о ценности распадается на серию методических понятий; так, ценность методического понятия в его гносеологической истинности; ценность гносеологического понятия в степени его отрешения от психологизма; ценность нормативного понятия в долженствовании; ценность долженствования в чем-то, обусловливающем долженствование; это условие долга есть понятие о ценности как Символе.
Образ Символа — в явленном Лике некоего начала; этот Лик многообразно является в религиях; задача теории символизма относительно религий состоит в приведении центральных образов религий к единому Лику.
Наконец, мы называем символами образы наших переживаний; мы разумеем под образом переживания неразложимое единство процессов чувствования, воления, мышления; мы называем это единство символическим образом, потому что оно неопределимо в терминах чувств, воли и мышления; это же единство олицетворяется в каждом мгновении индивидуально; мы называем символом индивидуальный образ переживания; мы улавливаем далее единый ритм в смене наших переживаний, олицетворяя смену со сменой мгновений; образы переживаний располагаются друг относительно друга в известном порядке; этот порядок называем мы системой переживаемых символов; продолжая систему, мы видим, что она охватывает нашу жизнь; жизнь, осознанную в ритмических образах, называем мы индивидуальной нашей религией; ритм отношения наших переживаний к переживаниям других расширяет индивидуальное понимание религии до коллективного; в том процессе познания, который называет Липпс «вчувствованием», мы видим непроизвольно религиозный корень, и поскольку «вчувствование» (Einfühlung) лежит в основе эстетических переживаний, постольку художественное творчество получает свое освещение в творчестве религиозном.