Как я уже указывал, интегрирование, или вочеловечивание, самости со стороны сознания подготавливается осознаванием человеком своих эгоистических намерений: мы пытаемся дать себе отчет в движущих нами мотивах и нарисовать как можно более полную и объективную картину собственного существа. Это акт самоосмысления, сбора рассеянных фрагментов личности и тех частей, которые никогда прежде не были надлежащим образом соотнесены друг с другом, это разъяснение с самим собой с целью полного осознанивания. (Поэтому бессознательное, безотчетное самопожертвование может быть лишь случайностью и никогда — нравственным поступком.) Но для человека самоосмысление представляет собой наиболее трудную и неприятную задачу, коль скоро бессознательная сторона в нем преобладает. Уже сама человеческая природа как таковая внушает нам острый страх перед осознаниванием. И подталкивает нас к нему именно самость, которая добивается жертвы, в известном смысле принося себя в жертву нам. С одной стороны, осознанива-ние в качестве сведения воедино отколовшихся фрагментов личности есть сознательное волеизъявление Я, но, с другой стороны, оно означает также спонтанное проступание самости, существовавшей в нас искони. Поскольку это самость побуждает Я к самоосмыслснию. Об эмпирическом i аспекте самости, проявляющейся тем отчетливей, чем сильнее ее воздействие на Я, см. Psychobgiie und Atchemie. 1952, p. 79 ff. и 151 ff. Gcs. Werke, Bd. 12, Pa-ragr. 52 ff. и 127 ff. С одной стороны, индивидуация оказывается синтезом какого-то нового единства из рассеянных прежде частиц, но, с другой стороны, она есть манифестация чего-то такого, что существовало прежде Я, даже представляя собой отца или творца этого Я, а также его целостность. В известном смысле мы сами создаем самость путем осознанивания своих бессознательных содержаний, так что архетип самости оказывается как бы нашим сыном. Вот почему алхимики называли свою нетленную субстанцию, символизировавшую именно самость, «сыном философов» (filius philosophorum). Но сделать это усилие нас побуждает присутствие самости на бессознательном уровне: от нее исходят сильнейшие импульсы, толкающие нас к преодолению своей бессознательности. С этой точки зрения самость оказывается для нас отцом. Это помогает объяснить некоторые алхимические наименования: Меркурия — как Старца (Senex: Гермес Трисмегист) и как Сатурна (Сатурна, который в гностицизме понимался как старец и юноша одновременно, подобно Меркурию алхимиков). Наиболее отчетливо эти психологические взаимосвязи выражаются, по-видимому, в античных представлениях о Первочеловеке, Протантропосе и Сыне чело-иеческом. В качестве Логоса Христос принадлежит вечности, но как человек он есть «Сын человеческий». Если для обозначения соответствующих душевных процессов я использую меисторический термин «самость», то идет это от моего сознательного намерения не залезая на чужую территорию ограничиться собственной терминологией и областью эмпирической психологии. Христос как Логос есть миротворческий принцип. Этому соотношению соответствует отношение самости к сознанию, без которого мир вообще не носпринимался бы как существующий. Логос как раз и есть истинный principium individuationis, потому что все от него исходит и потому что все сущее, от кристалла до человека, существует в индивидуальной форме. В явлениях феноменального мира, бесконечно дробимых разнообразием и дифференциацией, выражается сущность auctor rerum [Творца Всего]). Этому соответствует, с одной стороны, самость с неопределенностью и безграничностью ее бессознательной экзистенции (несмотря на ее единичность и уникальность) и ее творческим отношением к индивидуальному сознанию и, с другой стороны, человеческий индивид как форма проявления самости. Античная философия иллюстрировала ту же мысль легендой о расчлененном на части Дионисе, который в качестве творца именовался ameristos noys, n качестве сотворенного — memerismenos noys(неразделенный и разделимый). Дионис разбросан по всей природе, и подобно тому как сам Зевс некогда проглотил еще трепетавшее сердце бога, так и приверженцы его культа раздирали на части диких животных, чтобы интегрировать раздробленный дух Диониса. Сбор световой субстанции в гнозисе варвелиотов и в манихействе указывает в том же самом направлении. Психологически этому соответствует интеграция самости путем осознанивания отколовшихся содержаний. Самоосмысление есть сбор самого себя. Именно в этом смысле следует понимать наставления, даваемые Моноимом Теофрасту: