– Садитесь, – махнул Президент. – Значит, опять в армии бардак? – спросил он, обращаясь к министру обороны. – Опять недосмотрели?
– Мы осуществляем только общее руководство, – пояснил министр обороны. – Формально Центр передан нам, но за охрану и безопасность отвечает ФСБ.
– Вы друг на друга вину не перекладывайте, – окончательно разозлился Президент, – позор на весь мир, понимаешь... Ядерные бомбы из-под носа воруют, а мы ничего сделать не можем. Американцы сколько писали про это, а мы все время утверждали, что такое невозможно. И вот получили.
– Накаркали журналисты, – услышал директор ФСБ приглушенный голос сидевшего рядом начальника СВР и согласно кивнул головой.
– У нас нет уверенности, что бомбы похищены, – решил все-таки вмешаться директор ФСБ. – Пока речь может идти только о несанкционированном перемещении их с места на место. Система охраны в Центре такова, что практически исключает любую возможность неконтролируемого вывоза оружия за его пределы.
Он не стал говорить Президенту про двух погибших ученых, подозрения прокуратуры, найденные подтверждения их умышленной смерти, арест начальника службы охраны полковника Сырцова. Все это были уже частности: главное – что исчезли ЯЗОРДы, которые, по всей логике, никак не могли исчезнуть.
– Нужно дать указание пограничникам, чтобы усилили наблюдение за государственной границей, – предложил директор ФСБ, – на тот случай, если заряды все-таки покинули территорию Центра.
– Покинули или нет? – повысил голос Президент.
– Пока у нас не будет полной гарантии, мы должны предусмотреть все меры, – твердо сказал директор.
– Почему не вызвали руководителя пограничной службы? – спросил Президент, обращаясь к своему помощнику по вопросам обороны.
– Он не входит в список лиц, имеющих доступ к этой информации, – пояснил тот, – мы согласовывали список с ФСБ.
– А министр иностранных дел? – вспомнил Президент. – Он тоже не входит?
– Он еще не вернулся из Страсбурга, – напомнил премьер.
– Такой шум в газетах поднимется, – поморщился Президент.
– О случившемся в Центре не знает никто, – твердо возразил директор ФСБ. – Мы принимаем особые меры к абсолютному пресечению всех возможных слухов. Центр полностью блокирован и объявлен на особом карантине. Все связи с внешним миром идут только через нашу службу.
– Это правильно, – согласился Президент, – а то опять журналисты будут всякие гадости писать. И получится такой скандал на весь мир...
– Это их главная задача, – поддакнул ему премьер. – Обеспечить полную секретность.
– Сколько вам нужно времени, чтобы разобраться в случившемся? – спросил Президент.
– Две недели, – чуть подумав, ответил директор ФСБ.
– Вы с ума сошли, – вмешался вдруг премьер, лучше многих представлявший себе опасность ситуации. – Две недели бомба будет неизвестно где, может, в руках у террористов. Это очень много.
– Неделя, – кивнул Президент, – и через неделю вы мне доложите, что там все в порядке. Если они не могли пропасть, значит, их нужно найти. А если пропали, – он нахмурился, – тогда найдите преступников, которые их похитили. – Он помолчал и вдруг спросил: – В Москве их могут применить?
Оказывается, он видел проблему не хуже остальных. Просто привычно умел держать себя в руках. В кабинете наступила тишина, все боялись даже пошевелиться в своих креслах. Директор ФСБ тяжело вздохнул. Нужно было говорить правду.
– Если их сумели вынести из Центра, если сумели привезти в Москву, то они могут быть применены где угодно, – честно ответил он.
– Значит, их могли переправить и в Москву, – подвел неутешительный итог Президент.
Он сказал это тише обычного, словно приглашая других осознать размеры катастрофы, грозившей всем в случае применения подобного оружия в Москве.
– Что будем делать, если заряды все-таки вывезли из Центра? – спросил Президент.
– Мы пока не рассматриваем эту возможность. Наши эксперты считают, что заряды все еще на месте.
– А если их уже там нет?
– Нужно вводить чрезвычайное положение не только в Москве. – Директор говорил словно смертник перед казнью. – Нужно вводить такое положение на всей территории страны. Придется на официальном уровне признать существование у нашей страны подобного оружия.
– Это невозможно, – возразил помощник Президента по международным вопросам.
– Найдите министра иностранных дел, пусть срочно возвращается, – приказал Президент, обращаясь к премьеру. – Неделя это много, – добавил он в заключение, – три дня. Через три дня вы должны доложить мне, что там случилось. Или найти исчезнувшее оружие. Вы меня поняли?
– Да. – Директор понял, что это намек на его отставку в случае любого отрицательного исхода.
– И пока о случившемся должны знать только мы, – строго объявил Президент, оглядывая присутствующих. «Только этого нам не хватало, – подумал он, – только этого не хватало».
Санкт-Петербург. 5 августа
Он докурил сигарету до конца, как обычно докуривают бывшие заключенные, стараясь выжать из нее максимум возможного, бросил окурок и тщательно втер его в мокрый асфальт. Было довольно прохладно, но он неподвижно стоял в своей темной рубашке, не обращая внимания на моросивший дождь. Когда подъехал автомобиль, он сразу сел на заднее сиденье.
– Здорово, Сухой, – кивнул сидевший сзади Сириец. Водитель молча развернул машину. Рядом с ним сидел еще и телохранитель, даже не повернувший головы. «БМВ» последнего выпуска. Пока Сухарев не может себе позволить такой машины, какая есть у Сирийца. Тот известный в Северной Пальмире вор в законе, человек, которого уважают даже в Смольном.
Сириец сумел сделать себе имя в те годы, когда шпана пыталась делить участки владений и стреляла друг в друга на каждом углу. Ованесов Михаил Аршакович, имевший пять судимостей и еще больше недоказанных дел, названный Сирийцем по месту своего рождения, был опытным и умелым человеком. Его родители приехали из Сирии, вот почему у него такая странная кличка и немного африканская внешность – курчавая голова и полные, чуть припухшие губы.
Он правильно рассудил, что на заре кооперативного движения не стоит ввязываться в мелкие стычки. Его больше интересовали акционерные общества, лесоматериалы, бумажная промышленность. Казалось, он вкладывает деньги в самые нерентабельные дела. Все открывали кооперативы, рестораны, бары, держали девочек и занимались рэкетом, а он объезжал районы, уговаривал директоров создавать совместное производство, подписывал тысячу бумаг и готовил другую тысячу. Директора оказывались на удивление понятливыми и сговорчивыми. Правда, один из них внезапно заартачился, но, когда у него неожиданно сгорела дача, он согласился на все условия и подписал все нужные документы. В городе шепотом рассказывали, что Сириец построил потом директору новую дачу, еще лучше прежней.
Едва началась обвальная инфляция, Сириец начал скупать по дешевке коммунальные квартиры в центре города, выселяя жильцов из разваливающихся домов. Этот бизнес оказался самым удачным. Квартиры ремонтировались, отстраивались, модернизировались. К середине девяностых в Санкт-Петербурге, как и по всей России, появились не просто богатые, а очень богатые люди, они с удовольствием покупали за баснословные деньги престижные квартиры в лучших местах Санкт-Петербурга, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что нигде в мире не было подобных цен.
Сириец сделался не просто миллионером. Он стал по-своему символом перемен. Удачливым, изворотливым, умным дельцом, сумевшим поставить свои дела должным образом. Появляющиеся конкуренты довольно быстро сворачивали свои дела. Кроме всех других заслуг, у Ованесова были прекрасные отношения с правоохранительными органами, и он всегда имел гораздо больше информации, чем все его конкуренты, вместе взятые. Это очень помогало выжить в той невероятно сложной ситуации, складывающейся по всей стране к концу века.