— Почему ты так говоришь? — хмурюсь и впиваюсь пристально в нее глазами. — Мы общались с Сином несколько раз. Возможно, я плохо его еще знаю, но он не бесчувственный монстр какой-то…
Черелин тихо смеется, опуская голову. Темные пряди скользят по ее белоснежной рубашке.
— Точно влюбленная идиотка, — она откидывается на спинку дивана, переводя на меня синие глаза, поддернутые пьяной пленкой. — Ты хорошая девчонка, поэтому я предупреждаю. Была бы на твоем месте другая, я не стала так упорствовать.
Девушка с жалостью и грустью смотрит на меня и отворачивается.
— Наверное, я лучше поеду домой, — бубню, запинаясь, встаю и немного пошатываюсь, как неваляшка. Неужели это из-за двух банок пива так развезло?
— Ого, давай отвезу, — Черелин тоже поднимается, но сразу же плюхается обратно и пьяно хихикает. — Прости, Джи, ничего не получится. Эй, братик, нужна твоя помощь! — вопит она, перекрикивая музыку.
Син перестает играть и сдвигает брови, оглядывая сначала нетрезвую Черелин, затем меня. По его ледяному выражению сразу понятно: он готов убить нас обеих.
— Ох, ну и взгляд, прямо серийного убийцы. Бу-у-у… — хохочет девушка, катаясь по дивану. Шем ржет за ударной установкой, и его поддерживает Оззи.
— Это последний раз, Черелин, — кидает холодно Син, проходя мимо притихшей сестры, и приказным тоном обращается ко мне: — Идем.
Ноги ужасно заплетаются, меня клонит в левую сторону, затем в правую, а сзади потешаются и хохочут. Эванс быстро подхватывает за талию, чтобы я не свалилась, как сноп сена, и цедит сквозь зубы:
— Чертова Черелин.
Утыкаюсь носом в черную рубашку и икаю.
— Блин, — шепчет Син и смотрит сверху вниз. — Тебе нельзя пить.
— Ты не м-можешь… ик… его мне запре…ик… тить…пить…
— Просто… молчи.
Син усаживает меня на заднее сиденье внедорожника, как маленькую, и смотрит в зеркало. Я шатаюсь и утыкаюсь лбом в стекло. От моего дыхания, стекло сразу же потеет. Слышу, будто сквозь вату, как Эванс ругается, и заливисто смеюсь.
Кто-то настойчиво трясет за плечо, но так не хочется открывать глаза. Я видела прекрасный сон с Сином Эвансом… Который материализовался и мрачно смотрит на меня сейчас. Пьяно пялюсь в сапфировые льдинки и пару раз моргаю.
— Ты должна за химчистку машины. Все сиденье обслюнявила.
Недоверчиво смотрю на него, и, наконец, до меня постепенно доходит: школа, Черелин, репетиция, гараж Шема, пиво…
— Где ключи? Сегодня прольется кровь Черелин…
Он подхватывает меня на руки. Язык от шока немеет, а клетки мозга постепенно атрофируются.
— Как можно столько есть и весить, как пушинка? — говорит Эванс и отпирает дверь, толкая ее плечом.
Прихожу в себя только, когда Син усаживает меня на диван и устраивается напротив, оглядывая помещение, и возвращает серьезный взгляд на мою нетрезвую тушку.
— Повезло, что твоих родителей нет дома. Если бы они увидели дочку-отличницу в таком виде?
— Им плевать, — сиплю и откашливаюсь.
— Плевать?
— Родители развелись, каждый живет своей личной жизнью, — отвечаю, не узнавая грубого низкого голоса. Больше не буду пить.
Син ничего не говорит, только смотрит исподлобья, поднимается и машет рукой, прощаясь и направляясь в сторону выхода.
— Спасибо, — произношу быстро вдогонку, но его спина пропадает из виду, а через пару секунд слышится щелчок. Я осталась одна в доме с головной болью и кучей вопросов в придачу.
Глава 10
Одни легенды рассказаны, другие обратились в прах или забронзовели. Но ты будешь помнить меня, помнить меня веками. Я не успокоюсь, пока весь мир не будет знать моё имя, потому что я обязан своим рождением только своим мечтам. Потому что я противоположен амнезии, а ты мой вишнёвый цвет.
Син
Квартира Оззи существовала только для того, чтобы принимать и выплёвывать каждый день пьяные обдолбанные тела. Дверь в его комнату всегда была заперта на ключ, а в гостиной творился полный разврат и беспредел: громкая музыка, групи, которым все равно, кто их сегодня трахнет, трава и бухло. Мне это чертовски нравилось: рок целый день и ночь, безотказные девочки, расслабляющая дурь. Я терялся в лицах, волосах, губах и податливых женских телах. Все сливалось в безумную какофонию. Никто не говорил «Нет», из их уст я слышал: «Погреши со мной… Возьми меня…». То, что завтра она выйдет в слезах, никому не нужной использованной вещью, мало заботило. Это же не мои проблемы? Я только получал удовольствие от происходящего.