Делаю глубокий вдох и выхожу из тени. Меня встречает шквал одобрительного свиста, на лице загорается улыбка. Хватаю стойку с микрофоном и, откашливаясь, выдыхаю:
— Всем привет. Я Джи Браун. Сегодня мне поручили важное задание — взорвать этот бар.
Слышу одобрительное «Да!» публики, и в меня будто вселяется совершенно другой человек. Чувства обостряются, как у вампиров в фильме: свет ярче, звук отчетливее. Парни за спиной посмеиваются, Шем издает барабанную дробь. Встречаюсь с сапфировыми глазами Сина, сверкающими ярче остальных. Он кивает, ударяет медиатором по струнам гитары, и с этой минуты начинается новый этап «Потерянного поколения».
Сет небольшой, так как у нас не хватало времени на подготовку, но все песни заводные, известные. Публика просто сходит с ума, как и я на сцене. Курточка летит в сторону, по спине струятся ручейки пота, волосы липнут к лицу и затылку, но сейчас мне совершенно плевать. Я вижу их живые глаза, чувствую энергию всем телом, кожа будто пропитывается ей, горит, воспламеняется. Теперь понятно, что имел в виду Син, когда говорил про балласт и выброс эмоций.
Плевать на Тришу и Тинки. Плевать на школу, домашние задания, выбор ВУЗа, профессии, плевать на то, что я «белая ворона», «ботан» и «заучка». Нет, все это в прошлом. Мне больше не надо бояться и в чем-то сомневаться. Я знаю, что выберу.
В моей крови бежит адреналин, в глазах танцуют огоньки, руки, выражения, улыбки — все сливается в цельную неразборчивую картину. Взгляд фокусируется на синих глазах. Широко улыбаюсь, испытывая самые необыкновенные эмоции, глядя на него. Син понимает без слов и едва заметно кивает.
Последняя песня — и нас провожают восторженными овациями, крича «Еще! Еще! Еще!». Мне мало, я хочу сорваться. Снова прыгать на сцене, петь, видеть и слышать их. Страх, паника остались где-то на глубине сознания.
— Черт! Черт! Охренеть! — орет запыхавшейся Оззи, неожиданно подхватывает меня и кружит в узком коридоре. На губах безумная улыбка — он такой же мокрый и счастливый, как остальные. — Ты невероятная, Джи. Бля, ты их сделала, малышка, ты их порвала!
Радостно смеюсь, а парень опускает меня на пол.
— Это было так горячо, мне даже захотелось снять неудобное платье, — наигранно обмахивается руками Черелин и крепко обнимает меня. — Поздравляю, теперь ты официально новая звезда.
— Посвящение прошло успешно, — улыбается удовлетворенно Райт, а Шем зажимает нас с Черелин в медвежьих объятиях.
— Ну, все! Валим ко мне на квартиру, потому что я сейчас на хрен взорвусь! — вопит громко Оззи, направляясь в сторону черного входа.
Поворачиваюсь, не убирая счастливой улыбки, и встречаюсь глазами с Сином. Не знаю, какая сейчас нарисована на его лице маска, совершенно не разбирая неоднозначных эмоций. Рад он или нет? Капли пота поблескивают на шее и лбу, глаза-сапфиры горят каким-то нереальным огнем, который постепенно воспламеняет и меня. Его кадык дергается, перья «взлетают», но Эванс быстро проходит мимо, закидывая чехол с гитарой на плечо. Передает ее Шему, что-то говорит Оззи и распахивает дверь. Женские крики раздражают барабанные перепонки, а весь адреналин от дебюта испаряется, наполняя сознание чем-то липким и неприятным.
Осенний воздух ударяет в лицо, остужая пылающую кожу. Глаза расширяются от увиденного. Девушка в короткой юбке садится вместе с Сином в машину, и внедорожник срывается с места, оставляя только черный след от шин. Наверное, у меня сейчас очень идиотское выражение на лице, потому что ловлю различные взгляды фанаток и опускаю стыдливо глаза на асфальт.
— Син сказал, чтобы ты ехала домой отдыхать, — слышу сзади виноватый голос Оззи.
Зубы до боли впиваются в нижнюю губу.
— Да, я и так собиралась домой.
Фальшиво улыбаюсь, встречаясь со светло-зелеными глазами. Первый раз вижу Оззи таким серьезным. Он не поверил ни единому слову. Но мне не нужен его сочувствующий взгляд и жалость, написанная на лице. Отворачиваюсь и засовываю руки в карманы кожаной куртки. Черелин слабо улыбается, обнимает и ведет к машине Шема, что-то ободряюще бормоча, но я не слышу ее слов. Я ничего не слышу. Часть визжащих девушек садится в мустанг Оззи, другая — к Райту, и две машины скрываются за углом.
Изнутри душит боль, хочется выть и рыдать от безысходности и жалости к самой себе. От своей глупости и наивности. С силой смыкаю глаза, чувствуя, что еще немного — и я задохнусь в безмолвном плаче. Надо потерпеть… Не хочу, чтобы кто-то видел и жалел меня. Не хочу.
Не хочу любить Сина Эванса.
«Я всегда буду выбирать ее. Всегда, Джи. Запомни это» — горит перед глазами его фраза, как табу, а губы складываются в вымученную улыбку.