Переле не сводила с него глаз. Она чувствовала, что он на самом деле согласен, чтобы ее муж его заменил. По речам и виду она поняла, что его состояние плохое и что он понимает это гораздо яснее, чем окружающие. Она всегда знала лучше всех, как велик реб Мойше-Мордехай в Торе и в мудрости. Теперь она еще отчетливее увидала это по его способности уступать. Прежде он уступил, чтобы избежать конфликта, а с тех пор, как заболел, он всем сердцем хочет сделать ее мужа большим человеком. Хотя он выглядел очень старым и лежал, почти умирая, Переле все-таки не оставляла мысль, что она не удостоилась чести иметь в качестве мужа такого великого человека. Она не хотела помнить о том, что совсем недавно у нее были претензии к мужу за то, что он допускает, чтобы их сыновья ходили на уроки гродненского раввина. Мол, люди еще скажут, что у собственного отца им нечему поучиться. Теперь ей хотелось сказать прямо противоположное, что реб Мойше-Мордехай недостаточно приближает к себе ее детей. Но, уже раскрыв было рот, Переле одумалась и сказала нечто другое:
— Благодарю вас за то, что приближаете моих Янкла-Довида и Гедалью. Наши сыновья годами учились в ешиве, но из-за торговых дел забросили учебу. Лишь после того, как вы основали здесь колель и они стали ходить на ваши уроки, они снова стали изучать Тору пару часов в день.
Реб Мойше-Мордехай печально покивал, будто думая, что только Всевышний знает, сможет ли он еще проводить уроки для своих учеников. Переле повернулась к Соре-Ривке, стоявшей все это время в стороне, печально улыбаясь, словно чужая в своем собственном доме.
— Гродненская раввинша, как я слышала, ваш семейный врач — не самый лучший врач в городе. Надо созвать консилиум профессоров. Несколько профессоров вместе лучше придумают, что надо делать, чтобы раввин побыстрее выздоровел. Я вам в этом помогу.
В спальню ворвалась Манця Репник и встала перед Переле, уперев руки в бедра:
— Я и в самом деле думала, что у вас есть секреты с раввином, как вы сказали. Послушала я и вижу, что вы просто зашли поболтать, расфуфыренная вы кукла! Коли так, то я точно такая же барыня, как и вы! Я приходила сюда еще до того, как вам взбрело в голову стать гродненской раввиншей!
И, чтобы показать Переле, насколько она здесь своя, Манця Репник снова принялась перечислять раввину, как она в местечке схватила своего мужу за голову. Все Глубокое встало на уши: как же это ученый еврей оставил свою жену соломенной вдовой?! Ее муж, карлик с длинной бородой и холодной физиономией, утверждал, что хотел дать ей развод. Она ответила, что прежде, чем она возьмет у него разводное письмо, Бог пошлет ему сыпь по всему телу, болячки под мышками, ломоту в суставах, боль в сердце и резь в кишках! Месяцами она с ним воевала, пока у него лицо не почернело, как горшок. Его ешива распалась, как карточный домик. Прежде Глубокое поддерживало ее, потом местечковые обитатели стали поддерживать его. Он их подкупил. «Возьмите разводное письмо, — говорили ей глубоковские. — Вы двое не пара». А она им на это отвечала: «Чтоб вас земля взяла! Вы-то с ангелом смерти подходящая пара».
Раввин лежал с закрытыми глазами и стонал. Лицо Соры-Ривки становилось все бледнее, ее руки дрожали. Было видно, что раввин и раввинша хорошо знакомы с разглагольствованиями этой скандалистки. Но каждый раз, когда она снова принималась сыпать проклятиями, у них по телу пробегала дрожь. Переле встала и крикнула:
— Закройте свой червивый рот! Сию же минуту убирайтесь!
Манця Репник рассмеялась и снова уперлась руками в бедра:
— Прежде чем меня отсюда выгонят, отсюда кого-то вынесут на черных носилках!
Раввин вздрогнул и принялся кричать:
— Не проклинайте, сжальтесь, не проклинайте!
Сора-Ривка с плачем вышла, заламывая руки и говоря:
— Не трогайте, мы все время страдаем от нее и молчим.
Но Переле топнула ногой и крикнула:
— Стыдитесь, гродненская раввинша! Вы должны были этой бандитке глаза выцарапать, полицию вызвать, а вы еще боитесь ее проклятий? Она не вдова и не сирота, к плачу которых прислушивается Господь, она бандитка, комедиантка, она притворяется сумасшедшей, чтобы вас напугать.
Сора-Ривка съежилась от страха. Переле, выставив свой зонтик вперед, как пику, двинулась на скандалистку, которая отступала назад, пока обе они не оказались в комнате заседаний раввинского суда. В дверях первой комнаты уже стояли учащиеся колеля и с застывшими лицами смотрели на происходящее. Переле еще выше подняла зонтик, как будто для того, чтобы выколоть нахалке глаза, и прикрикнула на ешиботников: