Сатаны больше не боятся, его любят. Даже в одеянии подражают ему. Женщина носит рога на голове, бесстыдно обнажает груди и сладострастно выставляет живот. Платье мужчины становится узким, как трико и расшивается волшебными знаками. Обувь кончается острым когтем, а половые органы помещены в особый мешочек, чтобы быть на виду.
Стулья дам походят на церковную мебель, кровати – на исповедальню, а ткани, в которые они одеваются – на драгоценную парчу священнических риз. Время пришло. Вмиг мощно расцветает секта дьяволопоклонников, из Франции она распространяется по целому миру, растет и растет безостановочно. Не стало такой деревни, где не было бы верной и преданной общины Сатаны, совершавшей бесчисленные преступления, а по ночам праздновавшей распутные оргии в честь Дьявола.
Часть вторая
Культ синагоги сатаны
С грустной покорностью катары признавали, что материя – зло, что все, происходящее через развитие, все, существующее рождением и продолжением рода – удел князя тьмы.
Народ вполне разделял эту концепцию. Ведь церковь сама же, в своей ненависти к природе и инстинкту, сатанизировала мир; а в тех хитроумных измышлениях, которыми церковь старалась спасти нравственную свободу, народ ничего не понимал. Для народа все теории о зле были простым отрицанием, все софистические измышления о грехе и побуждении ко греху – совершенно чуждыми; все это было нечто замкнутое, над чем несколько отцов церкви утруждали свой мозг. Для народа, как вообще для всей христианской реальности, существовал вполне определенный дуализм между мирским и небесным. Одно было зло, другое – добро. И стало ли зло злом только постепенно или же существовало изначально, как вторая бесконечность, до этого никому не было дела. Средние века ничего не знают о Боге; Он и на картинах появляется рядом с Сыном только с XIII века, а Сына народ отдал богословам; все средневековье знает только одну религию, один страх и одну надежду – Сатану.
Злые демоны окружают со всех сторон человека, «как будто кто в море нырнул и окружен со всех сторон, снизу и сверху водой». Иногда они обступают его «плотным сводом, так что между ними нет даже отверстия для воздуха». «Количество бесов так же велико, как и число атомов солнца; в каждой складке жизни сидит демон. Ни в какое время и ни в каком месте человек не обезопасен от них».
Сатана – единственный истинный властитель земли и человека, он не слуга, не «обезьяна Бога», как злобно называет его Ириней, но извечно – бог, сфера влияния которого глубоко проникает в область белого, бесконечного Бога, ибо он тот, кто научил детей светлого Бога возбуждать в себе экстаз, он был тем, кто навел святых на мысль парализовать злые чудеса при помощи «choc de retour»[38], и он один – отец жизни, продолжение рода, развития и вечного возврата.
Не зло, но добро есть понятие отрицательное. Добро есть отрицание страсти, которой все творится, ибо каждая страсть имеет своего беса. Добро – отрицание жизни, ибо всякая жизнь есть зло. Сатана – положительное, вечное в самом себе. Он бог мозга, он правит неизмеримым царством мысли, которая вновь и вновь опрокидывает закон и разбивает скрижали; он зажигает любопытство отгадать сокровенное, читать в рунах ночи, он дает преступную отвагу уничтожать счастье многих тысяч, чтобы дать возникнуть новому, он подстрекает злые вожделения, которые в алчбе новых условий существования взрывают землю, приближают отдаленнейшие дали, сводят небо на землю и перемешивают, как игральные кости, царства мира.
Преследуемый, уничтоженный, он опять вырастает из собственного пепла мощнее и прекраснее, чем когда-либо, и, вечно побеждаемый, остается вечным победителем. Тысячу раз церковь думала, что уничтожила его, и при этом сама осатанела и погибла и ожила, с головы до ног.
Ибо сатана есть вечное зло, а вечное зло – жизнь. Все, что было великого, произошло против закона как яростное отрицание отрицания. Злым было упрямство великого е pur si muove[39], злым было любопытство, погнавшее Колумба в неведомые страны, а звездочтению приписывались все несчастия, градобития, эпидемии и голод.