И, таким образом, шабаш, на котором в первый раз присутствовали с ужасом, с жутким сознанием бесповоротной потери спасения души, стал мало-помалу единственным культом без всякого противоположения, без всякого иного значения, кроме желания испытать сладострастие, повышенное до сверхчеловеческих размеров. И Сатана, первоначальное «анти» всего католического, стал единственным богом, милостивым отцом, уготовляющим безмерное блаженство. Если первоначально, отдаваясь ему, стремились получить земные блага, золото и могущество, то теперь забывали все это, ничего больше от него не требовали, восхваляли его и благодарно целовали его тело. Ибо он давал все – вулканическое потрясение плоти, в спазмах которой всякое золото кажется ничтожной пылью и всякая власть глупым тщеславием.
Стадия отрицания, сознательного богохульства, которым ведьма вводилась в замкнутый круг поклонников Сатаны, продолжалась очень недолго; в яростных вихрях пола вскоре забывался культ христиан, и не было никакого бога, кроме него, висящего фаллоса и когда козел подъемлет черную гостию и лает: «Вот – тело мое!», вся община падает на колени с той же неистовостью, с которой еще недавно поклонялась всякому причастию, и из глубины души козел стонет: «Aquerra goity! Aquerra boyty!» (Козел вверху! Козел внизу!). Ведьмы, которых де Ланкр судил в стране басков, оправдывались тем, что они вовсе не знали, что грешат, что они не признают за собой никакой вины; наоборот, они думали, что это – единственная религия. Они с невероятнейшим благодушием описывали невероятнейшие детали своих служений. «Девушки и женщины Лабура вместо того, чтобы краснеть и оплакивать свое преступление, рассказывали перед судом все обстоятельства и всякие грязнейшие подробности с таким наслаждением и бесстыдством, что видно было, что они гордятся, рассказывая, как все было, и находят в этом особое удовольствие, ибо они предпочитают грязнейшие ласки дьявола всему другому. Они нисколько не краснели, какие бы нескромные и грязные вопросы им не задавали, так что наш переводчик, который был священником, больше стыдился, переводя им наши вопросы». «Ita pestis haec velut contagio proserpsit!»[61], говорит Вир в своей прекрасной книге «De prestigiis daemonium»[62], а советник Генриха IV Флоримонд из Бордо пишет в ужасе: «Et le diabbe est si bon maistre, que nous ne pouvons envoyer si grand nombre (т. е. ведьм) aufeu, que de leur cendres il n'en renaisse de nouveau d'autres»[63].
Шабаш, бесспорно – величайшая культурно-историческая загадка в истории мира. В эпоху Просвещения задача была значительно облегчена. Все огульно было объявлено глупостью и средневековым лицемерием; процессами ведьм пользовались как глупым и тенденциозным предлогом для нападения на церковь. Так называемый историк культуры часто поспешно перескакивал через слишком достоверные факты, потому что они были ему неудобны, и он не знал, что с ними делать. Лишь в последнее время, после того как нельзя стало отрицать странных явлений оккультных феноменов, после того как многочисленные ученые, которым Крукс расчистил путь, серьезно и без предвзятости подвергли пытливому исследованию факты медиумизма, темнота стала рассеиваться. Одно упустили из виду, что существовал действительный шабаш, столь же реальный и несомненный, как черная месса при Людовике XIV, шабаш, куда ведьма не летала, не отправляла свое астральное тело, но куда она шла пешком, часто за несколько миль. Утверждать это нам дает право не только все то, что мы знаем о тайных сектах и их тайных сходбищах; нет ни малейшего основания сомневаться в том факте, что эти сходбища неожиданно заставались непосвященными, причем участники поспешно разбегались. В одном случае непрошеных гостей угостили такими побоями, что они вскоре умерли от их последствий.
Естественно, что участники шабаша вследствие бешеной пляски и равномерного закидывания головы совершенно так же, как современный факир, приходили в состояние оргазма, не дававшего им отличить действительность от галлюцинаций. Употреблением страшных наркотических средств, описанием которых переполнены все демонологические книги, состояние это повышалось и доводилось до гистеро-эпилептической предрасположенности на протяжении всего средневековья до полнейшего сомнамбулизма. Тем, что все присутствующие стояли во взаимной связи, объясняется односторонность галлюцинаций которые, впрочем, предрешались сатанинским кодексом, так что участник такого сатанинского круга, не зная того, естественно, впадал в некоторое «общение душ» с другими участниками.
На действие снотворных наркотиков указывает неопределенность показаний, описывающих все явления как бы окутанными туманом. Образ Сатаны редко видится отчетливо: то он появляется в виде чудовищной туманной массы, то его видят в образе древесного пня «с чем-то вроде человеческого лица, но как бы покрытого мраком»; иной раз он появляется опять в виде «кажущегося» человеческого лица, красного и колышущегося как огонь, вырывающийся из печи, и формы которого видны только наполовину и то расплывчато.
63
И дьявол был столь великим повелителем, что мы не могли посылать столь большое количество их на костер, дабы он не возродил их из пепла в другом обличий. – фр.