24 января пришли наши верблюды, и мы в одиннадцать часов утра, запасшись свежеиспеченным хлебом и четырьмя жареными курицами, выступили в степь. Усевшись на верблюжьих горбах и закутавши головы и плечи в толстые пледы, мы начали мерно и непрерывно качаться, палимые солнечными лучами, которые и в эту пору года не любят здесь шутить. Бесконечная равнина впереди, без жизни, без растительности, с Суэцом и горою Атака позади, как нельзя более печальна и утомительна. В этой несчастной пустыне множество змей, как во времена похода израильтян, и кочуют племена бедуинов, с которыми встреча бывает иногда не менее опасна, как со змеями. Но зато какие воспоминания вызывает в вас эта пустыня! Какие образы проходят пред вами!
Авраам, Иаков, еврейский народ, идущий за Моисеем; потом Сезострис, Навуходоносор, Александр Македонский, Клеопатра, Геродот, младенец Иисус, Мария; наконец, римляне, пустынники, крестоносцы. С такими воспоминаниями не видишь, как бегут часы, и не чувствуешь трудностей пути. Было почти пять часов вечера, когда мы остановились на ночлег в голой степи. Не дойдя немного до Аюн-Муса, арабы разбили нам палатку и достали откуда-то хворосту для топлива, а мы принялись хлопотать об обеде. На первый раз мы сварили тапиоку с маслом, заели жареной курицей и запили бутылкой английского пива, взятого из гостиницы. Скоро наступила ночь, первая, проведенная нами в степи. Она показалась нам очень холодной.
На другой день, 25 января, сварив кофе и дождавшись, пока арабы не испекли под золою из верблюжьего навоза свою неизменную лепешку из кукурузы, мы снялись в семь часов утра. Чрез три четверти часа пути чрез пустыню мы дошли до Аюн-Муса, маленького оазиса, который русские поклонники называют «Моисеевыми садами». Здесь действительно раскинут сад из пальм, акаций и тамариндов, между которыми разбросано несколько арабских хижин. Под сенью этих деревьев путешественник, утомленный знойной степью, находит очаровательную свежесть и прохладу. Арабское название Аюн-Муса значит «Моисеевы ключи». Здесь, по древнему арабскому преданию и согласно с учеными разысканиями, израильтяне останавливались на короткое время по переходе чрез Чермное море; здесь они пели песнь Вечному, избавившему их от египетского ига. Песнь эта сложена Моисеем и представляет один из лучших памятников древней священной еврейской поэзии (Исх. 15, 1–19).
Жрецы Гелиополиса, считавшиеся, по свидетельству Геродота, ученейшими людьми своего времени, оставили о переходе израильтян чрез Чермное море сказание, в высшей степени замечательное своей близостью к библейскому рассказу. Оно сохранено Геродотом в следующем виде: «Моисей ударил жезлом своим море – и оно разделилось надвое и дало возможность израильтянам перейти его посуху; но египтяне, преследуя их по следам, вошли в море и перед ними блеснуло пламя – и море снова вошло в свое ложе, так что египтяне погибли все, кто от огня, кто от воды, а израильтяне спаслись от погибели».
Источники Аюн-Муса, орошающие всю эту местность и наделяющие ее растительностью, имеют воду солоноватую и для питья негодную. Отсюда глазам путешественника вся окружающая панорама представляется как на ладони. С одной стороны видны Суэцкий залив, гора Атака и город Суэц; по левую руку от пути к Синаю тянутся голые небольшие возвышенности, впереди – мертвая равнина. Во весь день видны были справа – море, слева – волнообразные холмы, впереди – бесконечная песчаная равнина, обильно усеянная аравийским сланцем, на котором, как на стекле, ярко горели солнечные лучи и болезненно били в глаза, несмотря на то, что мы были защищены темными очками и вуалями. Во весь день мы не встретили ни малейшего признака растительности. Устав от езды и зноя, мы остановились на ночлег в три часа тридцать минут в долине Сэдэр, сварили на спирту тапиоку с сахаром, заели жареной курицей и в тени палатки искали отдохновения. Ночь по-прежнему была очень холодная.
26 января мы тронулись в путь в семь часов утра. От уади (долины) Уардан равнина перерезывается песчаными и известковыми холмами; аравийский сланец блестит по всей степи; море видно только по временам. Несколько воронов и какие-то две птички пепельного цвета пронеслись над нашими головами; кроме того, на песке видны следы мелких птиц, зверьков, средней величины ящериц и змей. В четыре часа мы стали на ночлег в уади Хуара. Здесь есть источник горько-соленой воды, накопляющейся в углублении из известкового шпата. Это самая негодная для употребления вода на всем Синайском полуострове; ее не пьют даже верблюды. Неподалеку от источника растут куст пальмы, несколько чахлых тамариндов и колючее растение кхаркад (Peganum retusum). По мнению Буркхардта, это место есть библейская Мерра. Израильтяне не могли пить горькой воды источника и возроптали на Моисея. Моисей возопил к Господу – и Господь указал ему дерево, которое он бросил в воду источника, и вода стала годною для питья (Исх. 15, 23–25). Буркхардт полагает, что дерево это было кхаркад, ягоды которого будто бы имеют свойство исправлять горькую воду.