Помоги его нести, нам надо перетащить его в какой-нибудь другой дом.
Но прежде чем Джо успел двинуться с места, старый араб рванулся вперед с сияющим лицом.
О, мой господин, позволь, я помогу.
Господи, проворчал Джо, еще чего. Он сам-то едва на ногах держится.
Позволь, господин, исступленно повторил Хадж Гарун, не отрывая глаз от Стерна.
Послушай, сказал Джо, тяжести буду таскать я, а ты прикрывай нас с тыла. Нам тут нужен надежный воин, чтобы какой-нибудь головорез-крестоносец не напал на нас из засады.
Да, это верно, сказал Хадж Гарун, отступил назад и гордо поправил шлем, все еще глядя на Стерна.
Вдвоем они смогли отволочь Сиви по проулку прочь от гавани. Кругом валялись тела. На лимонном дереве висела девушка. Они вошли в какой-то пустой дом через черный ход и положили Сиви на кушетку. По полу к шкафу тянулся кровавый след. Джо заглянул в шкаф и сразу же закрыл его. Там лежал труп обнаженной девушки с отрезанной грудью.
Тереза обрабатывала раны на голове Сиви. Казалось, она больше ничего не замечала. Стерн повернулся к О'Салливану Биру.
Где ты взял револьвер?
У «черно-пегих», где же еще. Все добро, как всегда, у них. Должно быть, это был офицер, простые солдаты ходят с ружьями.
Что с ним стало?
Надо признаться, довольно странное происшествие. Я только подошел к нему отрапортовать, что прибыл на Крымский фронт для прохождения службы, а он посмотрел на меня — и сразу с копыт. Должно быть, не выдержал вида стольких медалей сразу. В общем, он расшиб голову о мостовую, я не успел его подхватить. По крайней мере, на вид она была здорово разбита, когда я реквизировал его револьвер, чтобы он не попал в руки какого-нибудь воинственного долбоеба.
Стерн посмотрел на него с отвращением.
Пойди посмотри, свободна ли дорога до гавани. Когда стемнеет, начнутся пожары.
Это точно, генерал, обязательно начнутся. Пойдем, обратился он к Хадж Гаруну, который стоял навытяжку у двери, не в силах оторвать взгляд от Стерна. Едва они вышли в прихожую, старик вцепился ирландцу в рукав.
Что еще? прошипел Джо.
Неужели ты не видишь, кто он? Перед самой войной я как-то повстречал его в пустыне.
Не торопись. О какой войне речь? Вторжении мамелюков? Вавилонском завоевании?
Нет, о той, которая недавно закончилась, той, которую называют Великой. Он меня, конечно, не узнал.
Джо собирался ответить, что уж он-то, блин, прекрасно знает, кто это такой. Это долбаный притворщик-идеалист, который последние два года пытался играть роль его отца-исповедника, а он возил для него контрабандой бесполезные винтовки к страны, которых нет и никогда не будет, и что это именно он затащил их в это месиво, велев явиться в Смирну на встречу с древнегреческим педиком, который теперь вот то ли рехнулся, то ли помирает. Но он ничего этого не смог сказать, и выражение лица его осталось уважительным.
Вот как, ты видел его? В четырнадцатом году в пустыне? Собственной персоной?
Да-да, на самом деле, я совершал свой ежегодный хадж, а он соблаговолил явиться на заре с небес и говорил со мной.
Говорил с тобой, во как? С небес? Явился? Да, ничего не скажешь, это событие. И кто же, позволь узнать, он такой?
Губы Хадж Гаруна задрожали. По щекам потекли слезы.
Бог, прошептал он сдавленным голосом.
Джо с серьезным видом покивал.
О, понимаю, сам, так сказать, лично. Какую же весть он принес?
Ну, как я уже говорил, я знал Бога под многими именами, и, узнавая новое имя, мы всякий раз становимся ближе к нему. И вот я спросил его, не сообщит ли он, какое имя носит сегодня, и он сказал мне. Очевидно, несмотря на сплошные неудачи мои, он усмотрел, должно быть, какую-то добродетель в моих попытках защищать Иерусалим последние три тысячи лет.
Здорово. И что же за имя он сообщил?
Стерн, шепнул Хадж Гарун благоговейно. Этот миг своей жизни я буду лелеять в памяти превыше всех остальных.
О'Салливан Бир привалился к двери и ухватился за нее.
Стерн? С небес? Стерн?
Хадж Гарун мечтательно покивал.
Бог, прошептал он. Наш всемилостивейший Господь тихо снизошел с небес.
Джо одернул себя. Исусе, что он говорит и как он на самом деле узнал его долбаное имя?
Они переходили из дома в дом, пробираясь к гавани. Наконец они выбрались в проулок, выходивший прямо на нее, вернее, выбрался Джо. Хадж Гарун застрял где-то позади. Джо немного подо ждал, и вскоре старик крадучись вышел из-за угла с тяжелым мечом в руках.
Это еще что?
Рыцарский меч.
Да, выглядит очень похоже. На дороге валялся?
Висел на стене в одном из домов, через которые мы прошли.
А что ты собираешься с ним делать?
Хадж Гарун вздохнул.
Кровь проливать нехорошо, я этого терпеть не могу. Но я помню, как вели себя римляне и вавилоняне, а поскольку мне поручено охранять наш отряд, теперь, как и тогда, я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить невинных.
* * *Пожары начались, не дожидаясь темноты. Задолго до захода солнца горели целые улицы. Когда они вернулись в дом в Армянском квартале, над городом уже висел тяжелый дым.
Ну? сказал Стерн.
Мы можем дойти, господин главнокомандующий, но я не понимаю, почему мы должны туда идти. Там собралась половина ирландского населения, а «черно-пегие» выпускают им кишки. Их до хрена, и лучше с ними не связываться, если только у тебя нет пушки, заряженной ржавыми гвоздями. Хоть я и вырос на море, но от имени островов Аран я голосую за то, чтобы выбираться посуху.
С ним мы не сможем, тихо сказал Стерн, кивнув в сторону Сиви.
Без проблем, сказал Джо, улыбаясь и похлопывая по револьверу. Берусь добыть первого попавшегося мула вместе с тележкой.
Дурак, он же грек.
Так накроем его одеялом. Или ты боишься, что тебя примут за армянина? А знаешь, вполне могут, и что с тобой станет? Да-а, хуже нет, чем быть ирландцем. Что, никогда не видел раньше, как работают «черно-пегие»? Похоже, что нет, не доводилось, но вот что я тебе скажу: это еще только начало. Дождись ночи, вот когда у вооруженных людей лучше всего получается уничтожать безоружное население. Ночь — это что-то, ты ее не боишься? Неужели боишься? Неужели наш генерал, командующий строительством ближневосточных империй, боится?
О'Салливан оскалился, и Стерн шагнул вперед. В коридоре затопали башмаки. Дверь распахнулась.
Два турецких солдата нацелили на них винтовки. Потом они перевели взгляд на Терезу, стоявшую на коленях перед кушеткой. Один солдат штыком отогнал Стерна и О'Салливана Бира к стене. Другой солдат схватил Терезу за волосы и пригнул ее к недвижимому телу Сиви.
Не двигайтесь, сказала она холодно. Когда они сделают то, что хотят, они уйдут.
Солдат, стоявший у кушетки, уперся ей в спину коленом и расстегнул брюки. Неожиданно раздался злобный рык. Солдат со штыком осел на пол, голова его была почти начисто отрублена. Солдат возле кушетки хотел встать, но Хадж Гарун был уже рядом. Меч вошел солдату в плечо, разрубив его до груди.
С родинкой Хадж Гаруна что-то произошло. В сумрачном свете она казалась темно-фиолетовой, гораздо темнее, чем доводилось видеть О'Салливану Биру. Не стало более светлых пятен, оттенков, доходивших раньше до едва различимых. Его одеяние свалилось на пол, и он стоял посреди комнаты в одной набедренной повязке, склонив голову и держа у плеча длинный окровавленный меч.
За Бога Единого, пробормотал он, и от имени Его спустится с небес архангел Гавриил.
Стерн и О'Салливан все еще стояли, прижавшись к стене. Сиви лежал без сознания на кушетке. Поперек его тела распростерлась Тереза с задранной до пояса юбкой. Она вдруг задрожала, глаза ее расширились.
Что он говорит?
Двое у стены ожили.
Теперь он думает, что он Гавриил, прошептал Джо. Гавриил открыл Коран Пророку, добавил он неизвестно зачем.
Тереза обернулась от араба к ирландцу и тут словно увидела его в первый раз, как будто до того момента не замечала никого из них и не видела творившихся вокруг ужасов.