Находившийся внизу, в центральном посту Ром Казинс назвал нам то же число попаданий.
«Шесть попаданий из шести выстрелов, - размышлял я. - Почти невероятно. И тем не менее, все подтверждают это число…»
Я знал, что если полностью израсходованы воздух и спирт, используемые в торпеде как топливные компоненты, и за это время торпеда не встретилась с целью, то ее двигатель останавливался, и она тонула. На большой глубине срабатывал капсюль-детонатор, который через воспламенитель подрывал основной заряд. В результате торпеда самоликвидировалась, и ее взрыв могли неумышленно принять за попадание.
Я обратился к нашему последнему источнику информации, нашему подростку-старшине штурманской группы Сайксу, который находился в особенно возбужденном состоянии, и спросил:
- Сколько было попаданий?
Первое, что я от него услышал, было:
- Мы попали в этого ублюдка! У нас достаточно попаданий! Он затонет! Я знаю, что он затонет!
Возбужденный происходившим, Сайкс забыл засекать время по секундомеру в мгновения взрывов. Если бы он это сделал, мы смогли бы определить расстояние до цели и точное число попаданий. А главное, я смог бы по времени определить, где имели место эти взрывы, как при попадании в цель, так и при промахе. Я собирался, как только позволит время, изучить наши данные более тщательно, чтобы знать, сколько попаданий мы сможем подтвердить.
Прошло около 20 минут с того момента, когда радист Скэнлан услышал звуки, которые, как полагали мы, говорили о том, что авианосец разламывается. Наша радость росла с каждой минутой, когда до слуха доносились эти звуки.
Я был убежден, что он затонет. Неужели у него еще оставались водонепроницаемые переборки, не разрушенные нашими торпедами?
Постепенно шумы стали отдаляться. Может, авианосец ушел? Как бы там ни было, можно было дать отбой после атаки глубинными бомбами и отменить режим бесшумного хода. «Арчер-Фиш» задрожала - жизнь на ней возрождалась. Снова заработала энергосистема, что еще больше подняло наше настроение. Включили вытяжные вентиляторы, подающие прохладный воздух. Двери и люки между отсеками были распахнуты, и офицеры и матросы испытывали чувство морского братства, рожденное в волнениях и опасностях, пережитых во время атаки японского авианосца. Атмосфера была, как в канун Нового года на Таймс-сквер. Раздавались воинственные кличи индейцев и разбойничьи посвисты - экипаж выражал свое ликование. Отовсюду слышались поздравления, все похлопывали друг друга по спине и пожимали друг другу руки. На лицах сияли улыбки, а пальцами показывали букву «V» - первую букву в слове «победа»…
Коммандер Бобчинский пробирался сквозь ликующую толпу в носовой отсек, чтобы заняться загрузкой торпед в шесть опустевших торпедных аппаратов. Да, у нас была самая счастливая лодка. Я начинал ощущать усталость от пережитого. Боба я попросил пройти по лодке и передать всем от меня благодарность за хорошую службу и сообщить, что даже если авианосец еще не затонул, то все равно он вскоре пойдет на дно. Стоявших всю ночь на вахте сменяли теперь другие люди. Мы собирались оставаться на глубине до рассвета, опасаясь, что поблизости еще могли быть эсминцы.
Я начинал понимать, как сильно устал. Со вчерашнего вечера не присел даже и ничего не ел - не по вине вестовых офицерской кают-компании Билла Брауна и Леви Скотта. Я помнил, что ночью они несколько раз приходили в боевую рубку, предлагая принести мне что-нибудь поесть. Но в то время у меня, естественно, не было аппетита…
В сущности, в боевой рубке негде было присесть, креме как на месте гидроакустика. Для меня ничего не оставалось, как сесть на палубу, свесив ноги в люк. Боже мой, до чего же я устал!
Старшина штурманской группы Эд Мэнтси посмотрел на меня с таким видом, словно ему хотелось присоединиться ко мне.
- Иди сюда, - пригласил я его, - дай отдых своим костям.
Он сел рядом со мной, свесив ноги в люк. Мы вполголоса принялись обсуждать подробности атаки.
Некоторое время все, казалось, испытывали всепоглощающее удовлетворение от выполненной работы и не желали говорить ни о чем постороннем.
Мне очень хотелось всплыть на перископную глубину и осмотреть все вокруг, как только рассветет и видимость станет хорошей.
- Мэнтси, - сказал я Эду, - пожалуйста, рассчитайте время восхода солнца. Я бы хотел подняться на перископную глубину при первых его лучах и посмотреть, что, черт возьми, происходит вокруг.
- Есть, сэр.
Он ушел. Через десять минут он возвратился, вычислив время восхода в этом районе.
- Наше счастливое место, кэп'н не очень точное. Ночью у нас не было времени внести в судовой журнал записи с обычной точностью. Я определил наше местонахождение как тридцать два градуса северной широты, сто тридцать семь градусов восточной долготы.
- Прекрасно, Эд!
Для нашей цели эти расчеты были достаточно точными. Учитывая все обстоятельства прошедшей ночи, мы взяли приблизительное счислимое место. Ночью-то мы стремились скорее удержать свое положение относительно цели, нежели следить за нашим географическим положением. Ведь мы находились на большой глубине и вдали от берегов, и нам не угрожала опасность сесть на мель.
Мэнтси сказал мне:
- Как только станет светло, кэп'н, мы определим наше место по береговым ориентирам.
Около 6.10 «Арчер-Фиш» поднялась на перископную глубину, и я осторожно осмотрелся вокруг. Поднималось яркое желтое солнце. Темно-голубой океан был подернут зыбью… Видимость была прекрасной. Ни кораблей, ни самолетов. Никаких признаков нашего авианосца. Никаких обломков…