И вот однажды охотники изловили дикого слона, быстрого в беге, но с тяжелой поступью, стремительного, ревущего, как гром, мечущий молнии. Он казался горой *Бисутун, опирающейся на четыре колонны, или же тучей, которая вместе с метеором низвергается с зенита на землю. Кто бы ни увидел его на просторе, сказал бы:
По движениям — ветер, по быстроте — огонь, подобен горе и облаку подобен, быстрый, как метеор, со стальными копытами, с булатными бивнями, с натурой тигра, сердцем льва, грозный, как туча, как горная лавина, стремительный, как молния, страшный, как пламя, он словно поток низвергался с горы и словно языки пламени поднимался вверх:
Увидел падишах его стать, и понравился ему слон безмерно. И приказал шах главному погонщику выдрессировать его, обучить останавливаться на полном ходу, скакать галопом и бежать рысью, нападать и отступать, чтобы стал он пригодным и для сражений, и для царских шествий.
Погонщик повиновался и в течение трех лет обучал и дрессировал слона, как велел шах. Когда же окончился срок обучения, падишах велел привести слона пред свои очи, чтобы самому прокатиться на нем и проверить результаты обучения.
Как только шах взобрался на слона, тот прыгнул, словно лев, и вихрем понесся в степь. Он носился по горам и долам, как дикий зверь, как кабан, он летел, как буран, как порывистый ветер по пустыням и степям. Он бежал так от восхода до заката солнца, а шах на нем, пораженный и испуганный, был подобен птенцу птицы *Анка на вершине горы, пене на гребнях морских волн. Как ни пытался он остановить слона, это намерение не попало в круг исполнения, не совпало с центром возможности, и из-за непрерывной скачки и безостановочного бега животного шаху не было возможности сойти. И так продолжалось до самого вечера, когда слону захотелось есть и он просто изнемог от голода. Он двинулся по проторенной дорожке к своему загону, жилищу, с которым он свыкся. Войдя туда, слон успокоился.
Шах сошел со слона и, придя в ярость и гнев, приказал бросить погонщика под ноги животному, чтобы слон растоптал его.
Погонщик увидел, что шах в гневе и намерен его наказать, понял, что в нем бушует пламя и кипит все его нутро, и подумал: «У моря нет соседа, а у царя нет друга».
И вот уж увидел он себя связанным по рукам и ногам, потерял всякую надежду на жизнь и проговорил:
— Да будет дозволено мне сказать несколько слов, — быть может, вода благоразумия шаха погасит пламя его гнева, а взывающий к благородству доведет до его слуха слова: *«Блаженны подавляющие свой гнев и прощающие людей». После этого он стал молить и заклинать: