— Послушай, Марта, мы уже в это впутались. Это не колдовство, точно. Но я все равно знаю, как снять это заклятие, и она будет на нашей стороне. Мы должны попасть в Нью-Порстмут. Там столько воды, сколько ты никогда не видела, не слышала и тебе даже не снилось, и только там есть лодки, на которых эту воду можно переплыть.
— А можно, я взорву? Если ты разрешишь взорвать, я перестану скулить!
— Посмотрим.
Она тихо хихикнула в темноте. — Ладно, — проговорила она. — Нельзя, так нельзя.
Он подумал, каково было бы быть женатым на женщине, которая может чувствовать малейшую ложь или недоговоренность, и внутренне содрогнулся.
Кеннеди уже храпел, а сумерки перешли в полную тьму. На небе, наполовину скрытая облаками, светила молодая луна. Он проковылял по песку и вслушался сквозь эту тьму в слабый звук. Это были шаги маленьких лапок лесной крысы, бегавшей по траве от одного кусочка еды к другому. Ей все не удавалось схватить стою жертву, как вдруг раздался шум крыльев, и большая темная сова спикировала вниз и вцепилась когтями в коричневатую шкурку. Крыса распрощалась с жизнью, и сова в тишине взлетела на ветку, замерев на одной ноге, пьяно покачиваясь и светя в ночь своими огромными желтыми глазами.
«Это будет так же неожиданно, — подумал Чарлз под грузом внезапно нахлынувшего на него отчаяния. — Полусумасшедший ребенок и ты, искренне пытающиеся перехитрить и опередить в лесу этих дикарей. Если бы только этот маленький обман дал мне возможность захватить джип! Но на машину рассчитывать не приходилось. Даже поработав с металлом, она убедила себя в том, что она — единственная, кто помогает Чарлзу; в длинных устных преданиях, служивших ей учебником колдовства, был какой-то такой прецедент. На джип рассчитывать не приходилось… Сейчас она, должно быть, развешивает у некоторых лачуг виноградную лозу».
— Схватив факелы, они ее заметят, и им сделается плохо. Я, конечно, не знаю, как правильно ее развешивать, но они все равно этого не знают. Это их задержит. Если же она выйдет из дома — а может, она и не выйдет, ей станет ясно, что лоза не действует, и тогда она пошлет за нами мужчин. Но мы уже будем далеко. Чарлз, ты уверен, что я взорвать не смогу? Эх, мне кажется, ты уверен. А можно, я что-нибудь взорву, когда мы будем в Нью-Портсмуте?
— Если мне удастся это устроить.
Она вздохнула:
— Мне кажется, это нужно устроить.
Было слишком тихо, и ему эта тишина была невмоготу. В лихорадочной спешке он выкопал порох и мясо. Под слоем песка была жирная глинистая земля. Чарлз выкопал несколько пригоршней земли, смочил ее единственной бывшей в его распоряжении жидкостью и сделал из нее некое подобие пасты. Он прошел к кольям, решив их взорвать, и выкопал ямку в глине под ними. Осторожно проделав свой маршрут от «склада» пороха к забору раз пять, он подготовил мину, прикрыл ее глиной и укрылся за плоскими камнями очага. Уголек все еще тлел, и он прутиком пошевелил его.
Она уже была там, шепча:
— Чарлз?
— Я здесь. Все в порядке?
— Да. Давай взрывать.
Он взял оставшийся порох и, на мгновение замкнувшись, проложил пороховую дорожку к мине через всю свою тюрьму. Орсино низко пригнулся и прижал тлеющий прутик к черной полосе, выделявшейся на более светлом песке двора.
Казалось, взрыв мог разбудить весь мир. Кеннеди проснулся, завопив, миллионы птиц взлетели со своих гнезд со страшным клекотом. Чарлза больше заботила огромная туча дыма, чем этот шум; он схватил оленину и бросился в зияющую в заборе дыру. Что-то обожгло ему кожу, как будто ее присыпали перцем: он зацепился за какой-то сучок. Чья-то ладонь схватила его за руку — чья-то маленькая ладошка.
— Ты оглушен, — произнес Мартин голос, звучавший откуда-то издалека. — Пошли, быстро! Ну! Это был отличный взрыв!
Она повела его через лес и кустарник — очень быстро. Все время, пока он шел прямо за ней, он ни разу не наступил и ни разу не наткнулся на дерево. Бессознательно смущенный своей завис имостью от ребенка, Чарлз попытался некоторое время идти сам — и тут же отказался от этой мысли. Он с издевкой подумал о копьеносцах, которые пытаются преследовать их в этой темноте, и чуть было не засмеялся.
Их поход к берегу отличался невероятной скоростью. За сутки они остановились только дважды — чтобы перекусить и напиться воды из ручья. Чарлз пошел впереди, ведь нельзя было бесконечно позволять десятилетней девчонке вести его из последних сил. Оба они жестоко поплатились за этот ужасный темп. Лицо девочки было похоже на голый череп, глаза ее покраснели, губы высохли и потрескались. Он спросил ее, когда они взбирались на поросший куманикой крутой пятидесятиградусный склон:
— Как ты? Когда это кончится?
— Скоро, — выдавила она. — Ты знаешь, что мы трижды едва увернулись от них?
Он смог только покачать головой. Марта посмотрела на него воспаленными красными глазами.
— Это было нетрудно. — хрипло сказала она. — Когда твои внутренности переполнены ядом, это не трудно, трудно наполнить себя ядом.
— Но тебе это удалось!
Она усмехнулась и что-то пропела, что — он понять не смог.
Она добавила:
— В прошлом голу. Чтобы проверить, есть ли во мне божественная сила, я бежала, карабкалась, прямо кишки выпадали. В этом году после недели голодания я догнала оленя.
Чарлзу пришла в голову глупая мысль, что эта божественная сила действительно того стоила.
Они потеряли счет дням и ночам, когда на рассвете, поднявшись на гору, они увидели море. Девочка выдохнула. Все в порядке. Она не пустит их дальше. Она стерва, но не дура. Девочка упала прямо там, где стояла. Чарлз, слишком усталый, чтобы впадать в панику, пощупал ей пульс и решил, что она просто стоя заснула. Он тоже уснул.
Орсино проснулся, когда его ноздрей коснулся прекрасный аромат. Он пошел на запах, ведомый чувством голода, и спустился по противоположному склону до причудливых скал — двух столбов с перекрытием, напоминавших греческую букву «пи» и почти скрытых нанесенной ветром землей и растительностью. Он мог бы покопаться в своей памяти и вспомнить, что это было древнее погребение, но по запаху он чувствовал, что там было что-то еще.
Марта склонилась над костром, над которым нагревались камни. Рядом с ней стоял лубяной горшок, смазанный глиной. Пока он смотрел, она подняла двумя зелеными прутьями докрасна раскаленный камень и положила его в горшок. Там что-то закипело и долго шипело. Именно оттуда и доносился этот запах.
— Завтрак? — не веря своим глазам, спросил Чарлз.
— Кроличье рагу. Здесь много звериных троп к водопою, много коры, много зеленых веток. Я сделала силки, и два старых жирных дурачка уже тушатся там целый час.
Они молча отдирали мясо от костей. Наконец, она проговорила:
— Нам здесь оставаться нельзя. Слишком близко от берега. А если мы отойдем подальше, там будет она. И другие. Мне надо подумать. — Она выплюнула жирный кусок. — Там Англия. Пойдем вдоль берега. Сделаем плот или украдем лодку, и переплывем эту воду. Только тогда можно будет остановиться. Тебе нельзя со мной спать спать еще трижды тринадцать лун, или я утрачу свою божественную силу. Думаю, мы можем подождать. Я слышала об Англии и английском языке. У них не осталось очагов. Мы сможем взять себе столько рабов, сколько захотим. Они много кричат, но драться не умеют. И ни у одной из их женщин нет божественной силы. — Она взглянула на него, поддразнивая. — Ведь ты не захочешь их женщину, правду? Не захочешь, если у тебя будет женщина, обладающая божественной силой, даже если надо будет подождать?
Он посмотрел вниз и медленно проговорил:
— Ты знаешь, что я имею в виду не это. Марта. Мое место — среди людей далеко отсюда. Я хочу вернуться туда. Я думал… думал, что тебе там тоже понравится.