Были ли заключены другие займы, мне неизвестно. Может быть, иностранцы давали деньги, просто поддерживая Колчака.
Председатель. — В этот период вам не приходилось сталкиваться с представителями правительства Северо-Американских Соединенных Штатов.
Савинков. — Да, конечно, приходилось. Они занимали позицию, в высшей степени непримиримую по отношению к вам, но вместе с тем наиболее высокомерную по отношению к нам.
Председатель. — Не можете ли вы вспомнить чего-нибудь нового о ваших отношениях с иностранцами?
Савинков. — Я остановлюсь на периоде каннских переговоров и генуэзской конференции. Перед каннскими переговорами я поехал в Лондон, где был принят Ллойд Джорджем и беседовал с ним. Затем я беседовал с Черчиллем, с военным министром Эвенсоном и канцлером казначейства Биркенхедом. Ллойд Джордж задал мне вопрос, что я думаю о признании советской власти Великобританией. Я ответил, что вообще удивляюсь такому вопросу, но раз меня опрашивают, то ему скажу, что об этом думаю. Затем мною, совместно с Ллойд Джорджем и Черчиллем, было намечено, что вам Ллойд Джордж предъявит три требования. Во-первых, признать свободу мелкой частной собственности, крестьянской. Во-вторых, признать свободу личности. В-третьих, свободу советского управления. Туг уже не шла речь об Учредительном собрании, тут шла речь о свободно избранных советах, т. е. фактически о допущении крестьян к власти.
Вот эти три пункта обсуждались во время нашей беседы. Ллойд Джордж, кончая беседу, сказал мне, что он стоит именно на этой точке зрения, что он будет отстаивать ее, но, как вам известно, в Каннах и Генуе он эту точку зрения не отстаивал. По каким соображениям, — я не знаю. Перед моим отъездом из-за границы ко мне явилось одно лицо, которое говорило, якобы от себя, но давало мне понять, что наш разговор станет известным миру. Это лицо спрашивало меня, почему я до сих пор не виделся с Эррио и не желал ли я видеться с ним. Из этой беседы я вынес совершенно ясное впечатление, что мое свидание с Эррио могло состояться в любой момент. Я отказался его видеть, потому что уехал сюда.
Почти одновременно с этим другое лицо, приехавшее из Англии, вело со мной совершенно идентичную беседу по поводу Макдональда. И из этого разговора я вынес ясное впечатление, что если бы я поехал в Лондон, то был бы немедленно принят Макдональдом по русскому вопросу.
Из всего этого вы видите, что Макдональд и Эррио, зная, конечно (потому что обо мне повсеместно установилась эта репутация), что я — непримиримый ваш враг, зная об этом и ведя с вами переговоры, по-видимому, желали беседовать и со мной, т. е. тут была та же двойственная политика, которую я неоднократно наблюдал в своих сношениях с иностранцами.
Теперь несколько слов о чехах. Я раньше говорил, что мои сношения с чехами ограничилось только тем, что в 1918 году я получил через Клепанда от имени Массарика 200 000 керенских руб. Но я слышал, и слышал не как сплетню, а как факт, что если чехи оказывают существенную поддержку эсерам, если чехи вообще тратят большие сравнительно деньги на русских, находящихся в Чехии, то это в значительной мере объясняется тем, что чешские войска, уходя из Сибири, увезли о собой очень много имущества и денег, русского имущества и русских денег. Затем с помощью этих денег был учрежден в Праге легио-банк. Этот легио-банк, в сущности русский банк, играет значительную роль в поддержке эсеров.
Однако, я должен прибавить, что чехи помогают не только эсерам, но и всевозможным другим русским учреждениям.
Председатель. — Вернемся несколько назад: куда вы направились после ликвидации армии Колчака и прекращения вашей миссии в качестве представителя Колчака?
Савинков. — После ликвидации Колчака я некоторое время был членом делегации, о которой я говорю. В это время в Париж приехал от Пилсудского Вензагольский, который сообщил мне, что Пилсудский хочет меня видеть. Это было в январе 1920 года. В Варшаве я был принят Пилсудским. Пилсудский сказал мне, что было бы желательно сформировать русскую часть на польской территории.
Граждане судьи, вам, конечно, и тогда было совершенно ясно, что Польша ведет войну против России, я же думал, что Польша ведет войну не против России, а против коммунистов. Не забудьте, что в тот период времени я совершенно отделял Россию от вас, русский народ — от вас. Я смотрел теми же глазами, которыми смотрели многие из русских революционеров на русско-японскую войну. Мне казалось, что поляки воюют не с русским народом, а с вами. Я сказал все это для того, чтобы объяснить, почему я принял предложение Пилсудского и беседовал с ним. Беседа носила политический характер.