Фирсов обстрелял транспорт короткой очередью в режиме автоматического сопровождения цели, скорее пробно, нежели рассчитывая на серьезные повреждения. Оператору нужно было «почувствовать» технику, вспомнить нужные ощущения, пробудить заново инстинкты охотника на бронированных мастодонтов. Вибрация спаренной пушки передавалась через корпус, заставляя дрожать каждую клеточку. Фирсов почувствовал, как во рту пересохло, а под сердцем словно замерз кусок льда. Все как в старые недобрые времена… все как прежде.
— Еще минута, может две! — завопил Костин, так, что Фирсов даже скривился. Слишком уж хороши были микрофоны, уши заболели.
Пилот не тратил слов, и так было понятно, что сейчас «LCAC 200» доберется до берега и полезет вверх, там расстрелять танк будет гораздо сложнее. Гораздо правильнее было бы утопить его сейчас вместе с катером. Не отрываясь от прицела, стиснув зубы, Фирсов перекинул рычаг и повел стволами, разворачиваясь на механизированном троне. Пляска зеленых теней на экране складывалась в мозаику, совершенно нечитаемую для неискушенного глаза и хорошо понятную для стрелка. Транспорт напоминал большую калошу с двумя импеллерами, он мчался по прямой к острову, разогнавшись до тридцати пяти узлов.
— С носа под углом, — приказал Фирсов, и, повинуясь руке пилота, винтокрыл помчался вперед, обгоняя транспорт.
Пока летательный аппарат заходил на оптимальную позицию, Фирсов опустошил первый «барабан», то есть снарядный контейнер, целясь по ходовой и кабинам управления. Шансы уработать «американца» были неплохие, однако «LCAC 200» слишком велик, к тому же модернизирован в направлении дополнительного бронирования. Одна за другой короткие очереди впивались в светло-зеленый силуэт, вышибая яркие вспышки, но без видимого результата. Фирсов хорошо представлял, что сейчас творится на транспорте — бронебойные снаряды дырявят переборки, крушат механизмы, убивают людей, в первую очередь штурмовую группу. Крики, брызги крови, мертвые тела, отчаянная ругань бойцов и экипажа, требования любой ценой уничтожить внезапную помеху.
С десантного катера азартно и зло отстреливались, пунктиры трассеров кромсали воздух, несколько зеленых нитей скользили по корпусу «Птеродактиля» — лазеры нащупывали оптику и глаза летчиков. По броне часто и противно колотило, будто попадали гравием или металлическими шариками, но броня пока держалась. Винтокрыл чуть сбросил скорость, заняв идеальную позицию — впереди и под углом к носу, так, чтобы одна из двух кабин оказалась между танком и вертолетом. Теперь «Абрамс» вообще не мог стрелять, зато «Птеродактиль» открыл шквальный и прицельный огонь.
Стрелка теплового индикатора прыгала в желтой зоне, пушка была на грани перегрева, запах сгоревшего пороха чувствовался даже в «Птеродактиле», но Фирсов раздолбал обе кабины и, кажется, сильно покромсал один из двигателей. Катер загорелся, но упорно двигался к берегу. Стрелок дернул рычаг, загремел скрытый за переборкой механизм перезарядки. Третий и последний «барабан» встал на место, лязгнул автомат подачи. Все шло к тому, что не понадобится никакой дуэли зенитчиков с летунами, катер просто уйдет на дно или сгорит.
— А вот сейчас я тебя… — зашепелявил Фирсов, прикусивший от усердия и адреналина язык.
Оператор приноровился к пушке и управлению, теперь он мог стрелять даже без электронной обработки изображения, по «голой» оптике или даже силуэту, который хорошо подсвечивался огнем. Фирсов оскалился и выжал пару миллиметров хода кнопки, готовясь к добиванию, а в следующее мгновение Костин бросил винтокрыл вбок и еще ниже, буквально чиркнув левым крылом темные волны.
Одной из причин, определивших принятие винтокрылов на вооружение, стала их «резкость» в горизонтальной плоскости. Толкающие винты подарили удивительные возможности по ускорению и торможению. Фигурально выражаясь, Костин втопил тормоз, и стрелок почувствовал, что у него сейчас оторвется голова. «Птеродактиль» потерял без малого шестьдесят узлов за три секунды, лишь это спасло его от полигонного расстрела сверху. Линия трассеров прыгала вокруг, как лазерный луч из космического боевика. Костин бросил машину в неровный зигзаг, сбивая прицел, а невидимый противник все еще обстреливал винтокрыл одной, кажущейся бесконечной очередью. Но резкое «торможение» сделало свое дело, противнику пришлось уйти выше, заходя на второй круг.
Первой мыслью и желанием Фирсова было «какого?!!..», но почти сразу он задушил крик, бешено давя на педали. «Трон» развернулся на противоположную сторону корпуса, оператор вскинулся от прицела, шаря по небу невооруженным взглядом — так быстрее. Нужное стрелок нашел почти сразу, одна из звездочек оказалась ярче остальных, к тому же она быстро перемещалась, разворачиваясь для атаки. Костин бешено выругался, пытаясь сообразить, как сманеврировать, чтобы Фирсов разобрался с новым противником и при этом не попасть под огонь танка. Летающий робот-корректировщик подводных налетчиков был вооружен слабо, всего лишь одним курсовым пулеметом или малокалиберной пушкой, но летал гораздо быстрее и находился выше. Винтокрыл получил несколько попаданий, ощутимых, но пока не критичных, топливный бак в левом спонсоне изрешетило в клочья, впрочем, обошлось без пожара. Кажется, пострадало и электронное имущество Мохито, а следовательно, эффективность дистанционного грабежа упала. Однако состояние числовых станций архитектора сейчас волновало Костина в последнюю очередь.
Пожары на участке «Правителя» разгоняли ночной мрак желтыми всполохами, искры поднимались к небу как горящий пепел. На соседних островах и башнях загорались прожекторы, предупреждающе мигали красные огни, завывали сирены. Полиция не торопилась к полю боя, зато уже приближались крошечные одно- и двухместные вертолетики гонзагамо, а также управляемые робокамеры новостного телевидения, ведущие прямую трансляцию. Прямо здесь «ковалось» самое яркое медийное событие дня, недели, месяца, возможно и года, наравне с потоплением биотанкера.
Костин бросил машину вперед, к острову, решив поставить между собой и танком башню треста. Несколько секунд каждая сторона решала задачу взаимного перемещения трех тел: корректировщик выходил на позицию для новой атаки, катер спешил к берегу, теряя скорость, «Птеродактиль» взял чуть левее и наоборот, выжал максимум из двух моторов.
— Нет смысла, — почти спокойно произнес Фирсов. — Я его не достану.
Глянцевая тьма волн, бликующих отраженным светом, резко сменилась береговой линией и яркими пожарищами. Кое-кто из персонала все-таки остался жив, внизу угадывалось сметное движение, вертолет даже обстреливали, слабенько и разрозненно, чуть ли не из пистолетов. Похоже, вся оборонительная система была разбита в ноль. Башня возвышалась серой громадой с обильной россыпью черных оспин — следов от крупнокалиберной шрапнели. На макушке темного шпиля, как веселая шапка оранжевого цвета, разгорался очередной пожар, видимо рвануло что-то топливное. Несколько уцелевших каким то чудом габаритных огней судорожно мигали синим и красным.
— Сейчас в «бочку», — выпалил Костин. — Сними его!
Фирсов не тратил время на крик и возражение, хотя был, мягко говоря, в корне не согласен с намерением пилота. Но кто рулит, тот и решает. Фирсов резко выдохнул и одной рукой крепче взялся за рукоять, другой хлопнул по широкой кнопке с кривой подписью «экстр. маневр.». Механизм, упрятанный в спинке операторского кресла, резко подтянул ремни до упора, буквально сковав намертво стрелка и его трон.