Вновь разбегаемся.
И тут начинают твориться странные вещи.
На меня обрушивается волна паники… и одновременно с этим я уловил то самое присутствие, о котором рассказывал отец Алисы.
Вслед за психической атакой последовал выпад.
Аня растянулась над полом, как змея, намереваясь уколоть меня в живот. Я отбил клинок дагой с сайд степом и одновременно контратаковал. Клинок рапиры обогнул локоть моей спарринг-партнёрши и упёрся в шею. Точнее, в ворот маски.
Одноклассники шумно выдохнули.
Пусть добрая половина группы меня ненавидела, но Аня олицетворяла чужую школу, чужой клан и конкурирующую столицу. Многие поддерживали своего бойца… особенно девчонки.
Психоатака мне не понравилась.
— Грязно играешь, — процедил так, чтобы не расслышала наставница.
— Можно всё, — холодно ответила девушка.
Возникло мерзкое чувство, что меня прощупывают. Пробуют на вкус эмоции, определяют границы возможностей. Не знаю, что задумала эта особа, но лучше не выкладывать все карты на стол.
С другой стороны…
Аня вызывает лёгкое раздражение.
— Ещё раз выкинешь такое, — сказал я, — будет больно.
Девушка не ответила.
Я выставил перед собой клинки. Аня замерла, припав на правое колено, её рапира почти касалась земли. Рывок — фехтовальщица попыталась достать меня длинным клинком в шею, чуть ли не в прыжке. Принимаю на рапиру, отражаю удар даги своим кинжалом и прописываю Строгановой с ноги в голову. Маска слетает, девушка ошалело таращится на меня.
— Очумел?
— Можно всё.
Девушка даже не пытается подобрать защиту. В глазах московской валькирии — ярость. Меня буквально прижимает давлением к полу. Приходится глубоко дышать, вызвав некое подобие транса.
Фух.
Пронесло.
Расходимся по знаку учителя. Между нами — добрых пять метров. Я припадаю на колено, клинки чуть ли не лежат на полу. Аня приближается мелкими шажками, поигрывая рапирой. Остриё всё время в движении. Я жду. Девушка меняет позицию, я приподнимаюсь и выставляю вперёд левую ногу. Ложный выпад. Аня на эту дешёвку не разводится. Обмениваемся ударами с двух рук, причём каждый выпад аристократка сопровождает волной жути.
Аня не выдерживает.
Срывается с места, быстрыми шагами сокращает дистанцию, непрерывно пританцовывая, выбрасывает рапиру мне в шею, но не учитывает открытость бёдер. Парирую дагой, укол в ногу, отступаю.
Очередной раунд.
Серия молниеносных выпадов.
Я подставляюсь под удар дагой в шею, игнорируя очевидный финт. Наши девчонки разочарованно вздыхают, по лицу Строгановой расплывается победоносное выражение… но лишь на секунду. В следующем схождении я атакую в голову рапирой, а затем бью дагой, причём дважды. Первый удар парируется, второй достигает цели.
А Ирина Аркадьевна хороша. Даже не пытается остановить бой и заставить Аню надеть маску. Просто наслаждается спектаклем.
Покачиваю клинками, меняю ноги. Строганова выставляет вперёд рапиру, поднимает выше дагу. Клинки на секунду соприкасаются… Молниеносный рывок в мою сторону, укол в грудь и добивание дагой. Всё, я повержен, фанаты в шоке.
— Достаточно, — останавливает бой наставница. — Переходим к новой дорожке.
Когда я выходил из раздевалки, то услышал голоса, один из которых явно принадлежал Ане, а второй — Ирине Аркадьевне.
—…Ланистеры его пропустили? Но почему?
— Ну, он не так хорош. Выбрали Маро.
— Я проигрывала по всем пунктам.
— Дорогая, твои атаки великолепны.
— Разве вы не видите, что он подставился? Я не знаю почему, но он не хочет работать в полную силу…
Дальше я слушать не стал.
Если я правильно понимаю, Строганова знакома с нашей учительницей по фехтованию. И они на пару решили меня прощупать, но зачем? И как вышло, что преподаватель гимназии Эфы общается с московской аристократкой? Вассалитет я сразу отмёл, поскольку Строгановы не в клане.
— И как она тебе? — в вестибюле, у боксов, меня нагнали Маро с Игорем. Ираклий куда-то запропастился. Вопрос задал Гриднев. — Огонь?
— Опасный противник, — честно признался я. — Не люблю эмпатов.
— Ты мог её разделать, — скривилась Маро.
Убедившись, что рядом никого нет, я тихо произнёс:
— Она себе на уме. Что-то вынюхивает.
Пересказываю диалог, услышанный в раздевалке.
— Грёбаный параноик, — хмыкнул Гриднев. — Это же аристо. Их хлебом не корми, дай только самоутвердиться за чей-то счёт.