Она налила им по бокалу, внимательно оглядев друг друга еще раз, они согласились, что оба выглядят чрезвычайно измученными.
— Дорогая, ты слишком похудела, — сказал Стивен. — На сколько фунтов?
— Я не взвешивалась. Но не беспокойся, я наберу снова свой вес, как только сдам книгу. Между прочим, сэр Стивен, вы, похоже, тоже сбросили несколько фунтов.
— Американцы явно ошибаются, считая, что только у них есть спрос на этих резиновых цыплят. Позвоню–ка я лучше в ресторан и закажу нам столик.
— В этом нет необходимости. Я уже достала все ингредиенты. Все очень просто. Отбивные, зеленый салат и, наконец, печеная картошка, чтобы восполнить недостаток углеводов. Устраивает?
— Господи, и к тому же еще — ни одного избирателя, желающего мне удачи или пытающего меня насчет налогов. Что может быть прекраснее!
Они работали в крошечной кухне бок о бок. Джудит резала салат, а Стивен, объявив себя настоящим мастером в этом деле, жарил отбивные.
В эту минуту, с подвязанным на талии фартуком и закатанными рукавами рубашки, Стивен показался Джудит не таким уж усталым.
— Когда я был маленьким, — говорил он, — мама всегда отпускала слуг на выходной, если у нас не предвиделись гости. Ей очень нравилось готовить что–нибудь только для отца и меня. Я всегда скучал по этим чудесным дням, когда мы оставались дома только втроем. Когда мы с Джейн поженились, я предложил ей продолжить эту традицию.
— И что она на это сказала? — спросила Джудит, уже догадываясь, каким будет ответ.
Стивен усмехнулся:
— Это привело ее в ужас.
Он взглянул на отбивные:
— Думаю, еще минуты три, и они будут готовы.
— Салат уже готов. Картошка и булочки на столе.
Джудит ополоснула руки, вытерла их полотенцем и сжала лицо Стивена в ладонях.
— Тебе бы хотелось возродить эту традицию? Когда я не привязана, словно раб, к машинке, я просто чудесно готовлю.
Пять минут спустя, когда они все еще стояли обнявшись, Стивен вдруг принюхался и с тревогой воскликнул:
— О Боже, отбивные!
Поиски женщины, подложившей бомбу к статуе Карла I, зашли в тупик. Многочисленные допросы молодого рабочего Роба Уоткинса ничего не дали. Он моментально опознал женщину в темной накидке на фотографии, сказав, что именно ей он и передал гелигнит. Однако он твердо держался своей истории, утверждая, что, по словам Маргарэт Кэрью, она собиралась использовать взрывчатку, чтобы снести старый сарай в своем поместье в Девоншире. Уоткинс был тщательно проверен, и в конце концов Скотланд — Ярд пришел к заключению, что он был именно тем, кем казался: молодым парнем, считающим себя неотразимым в глазах женщин и совершенно не интересующимся политикой. Брат его был явно нечист на руку и вполне мог взять все, что ему приглянулось. Камин в доме родителей Уоткинса в Уэльсе был заново отделан мрамором, который в точности соответствовал сорту мрамора с последней работы брата. С сожалением комиссар Филипп Барнс был вынужден согласиться со своим старшим помощником, коммандером Джеком Слоаном, что темноволосая женщина в накидке просто использовала Уоткинса в своих целях. Единственной уликой, на которую они могли рассчитывать, был ярко–красный шрам, находившийся, по словам Роба Уоткинса, на правой руке этой женщины, называвшей себя Маргарэт Кэрью. Однако сведения, полученные от Уоткинса, не были переданы в газеты. Ему было предъявлено обвинение лишь в сокрытии краденого, и он был оставлен под стражей до выплаты залога, который, как все понимали, он был не в состоянии заплатить. Тем не менее над головой у него продолжало висеть обвинение в пособничестве террористам, которого, как ему было сказано, он мог избежать, продолжая оказывать всяческую помощь полиции. Каждый констебль в Англии получил увеличенную фотографию женщины в накидке с приказом сразу же ее арестовать, как только ее увидит. Их особо предупредили насчет имевшегося у нее на правой руке, у основания большого пальца, красно–багрового шрама.
По мере приближения выборов интерес общественности к взрыву на Трафальгарской площади начал постепенно спадать. В конечном счете никто там серьезно не пострадал. Ни одна из группировок не взяла на себя ответственности за совершение этого террористического акта. В телевизионных передачах, посвященных этой теме, стал превалировать черный юмор, и часто можно было услышать: «Бедный старый Карл. Не довольствовавшись тем, что отрубили ему голову, они теперь, три столетия спустя, пытаются поднять его на воздух. Ну дайте же ему хоть какую–то передышку».