--Есть бухгалтер. Очень хороший специалист и красивая женщина. С солидным стажем работы на оборонном заводе, и к тому же юрист. По обеим профессиям красный диплом.
Помолчав, дополнила характеристику:
--Честная и принципиальная в работе. Могу поручиться.
Владимир Михайлович заинтересованно посмотрел на Инну. Спросил с некоторой доли иронии в голосе:
--А откуда такие исчерпывающие познания о человеке?
--С детства. Я с детских лет знаю эту женщину. И знаете как лучше поступить, чтобы не пострадало самолюбие генерала? Я дам вам адрес этой женщины, а вы его передайте Владилену Лазаревичу. Пусть сам решит - подходит эта женщина Центру или нет.
--Да ты еще и стратег!-заулыбался Ашурков --Ну что ж, так и поступим.
* * *
С матерью Инна не виделась около месяца. Созванивались. Евгения Федоровна была в последнее время в хорошем настроении. Говорила, что перемены в жизни есть, но какие не раскрывала. Отнекивалась от подробностей коротко:
--Чтобы не сглазить.
Зато Попова часто видела мать вместе с генералом. Догадывалась, что их задумка с Ашурковым сработала. Более того, Евгения Федоровна скорее всего понравилась генералу как женщина. В конце рабочего дня Владилен Лазаревич заезжал за Сладковой и они вместе уезжали или ужинать в ресторан или к ней домой.
Однажды увидела мать в конференц-зале Центра в обществе генерала и Ашуркова. В столице проходил какой-то очень важный форум по линии правительства, на котором ожидалось выступление важных государственных чиновников, и, возможно, даже президента. Местное начальство получило указание собрать весь начальствующий состав, кого не пригласили в Москву, на прослушивание их речей.
Все трое были увлечены разговором, и Инна не стала тревожить их. Тихонько присела сзади.
К ним на шум повернулся какой-то важный военный чин и сделал замечание: дескать, их разговор мешает сосредоточиться. Капитан первого ранга мгновенно вскипел. Еле сдерживая себя, полушепотом спросил:
--А что вы, собственно, собираетесь услышать нового, чего не знаете? Или считаете умным решение толпой просиживать штаны в рабочее время?
--Ну знаете, вы просто обязаны слушать!- повышая тембр голоса до металлического, произнес военный чин.
Лучше бы этого он не говорил. Со свойственной ему горячностью, Ашурков с все возрастающим раздражением стал излагать свое видение организации подобных мероприятий:
--Во всем этом был бы хоть какой-нибудь смысл, если предварительно сделать анализ выполнения предыдущих посланий. И те, кто не справился, завалил дело по природной тупости - не сидели бы в президиуме и в первых рядах. Если же завалили дело по злому умыслу, то вовсе сидели бы совсем в другом месте. Тогда бы не пришлось вместо реальных достижений мультики по телевизору показывать.
Сбиваясь от внутреннего напряжения на страстный полушепот,он продолжил:
--И по деньгам бы неплохо отчитаться, которые выделялись для прежних планов. Где они? А я вам скажу! Их пустили на строительство личных коттеджей, на покупку яхт или просто в наглую своровали и замуровали в фундаменты своих дворцов правящие чинуши.
--Может, вы и правы. Только не вам об этом говорить, товарищ капраз,- с ехидцей в голосе парировал военный чин.
Ашурков, похоже, не обратил внимание на этот выпад собеседника. Но прежней горячности, когда он продолжил говорить, в его голосе уже не чувствовалось. Говорил, как будто беседовал сам с собой:
--Нельзя государственный ритуал превращать в комедию. В пустопорожнее воробьиное чириканье одних и тех же лиц, самой большой новостью в чьих речах становится нумерация очередного года. Не зря только начали говорить, а ползала уже дремлет. Куда полезней было бы обнародовать свои новые фантазии перед телекамерой и выложить в интернет. За домашним чаепитием это безвольное чириканье можно пересматривать и перечитывать хоть по десять раз. Бюджету, кстати, миллиарды сэкономили бы. Нет, все надо делать с помпой, с размахом. Страна беднеет, а они все продолжают учить нас жить...
По пути домой Ашурков был мрачен и не разговорчив. На все старания Инны расшевелить его отмалчивался. Хмурился. Было видно, что он непрерывно о чем-то усиленно думает. Не зная что предпринять, Инна прислонилась к нему и тоже притихла. Потом вдруг вспомнила слова Ашуркова про "воробьиное чириканье" и невольно рассмеялась.
Мужчина заинтересованно взглянул на нее. Продолжая посмеиваться, Инна рассказала про случай в сквере с воробьем, свидетелем которого стала, когда тот, после своего недолгого торжества над вороньей стаей, свалился в свежий помет. И попыталась руками изобразить, как воробей хлопал крыльями, выбираясь из дерьма. Ей казалось это смешным. Но против ее ожидания, Ашурков только грустно улыбнулся.
--У людей все иначе. Прежде чем самим упасть, такие воробьи свалят в дерьмо всю страну.