– Ты ведь знаешь, что это невозможно. У меня там Владлен, там все приспособлено для ухода за ним, да и Дарине сложнее улизнуть из поселка, а в городе она будет делать это постоянно. Нет, Тимур…
– Аня, ты меня извини, конечно, но Владлену уже ничего не угрожает. Три года его почти нет, посмотри правде в глаза. Есть оболочка, тело, в котором жизнь поддерживается при помощи аппаратов, а самого Владлена Мецлера – нет.
Анна закрыла лицо руками и заплакала:
– Ты жестокий… думаешь, я не понимаю этого? Просто представь, каково мне каждый день видеть его таким? Три года!
– Аня… может, настало время его… отпустить? – тихо произнес Сагитов, и Анна вмиг перестала плакать:
– Что?! Не смей, слышишь?! Не смей никогда предлагать мне такое!
– Не кричи! Просто подумай хоть раз о том, чего бы хотел сам Владлен! – оборвал Сагитов. – Как думаешь – он согласился бы, будь у него выбор, провести вот в таком состоянии годы, а? Человек, живший активной жизнью, любивший лыжи, спорт и все, что с этим связано, оказывается прикованным к аппаратам, потому что даже дышать самостоятельно не может! Ты уверена, что ему бы это понравилось, если бы он мог сам решить?
– Но он не может! А я могу! А вот расстаться с ним – нет, не могу! Мне спокойнее, когда я знаю, что он все еще жив!
– Что ты называешь жизнью?
– Прекрати! – взвизгнула она и бросилась к двери, трясущимися руками принялась отпирать замок, но он не поддавался.
– В другую сторону ключ поверни. – Сагитов подошел к ней, осторожно отстранил от двери и сам повернул ключ в замке. – Поезжай домой, Аня. От тебя сегодня все равно мало толку.
К воротам большого кирпичного дома подъехал внедорожник с заляпанными грязью номерами и просигналил, одновременно моргая фарами. Ворота поехали в сторону, машина припарковалась во дворе, и из нее вышел довольно молодой мужчина в камуфляжном костюме и высоких резиновых сапогах.
Навстречу ему спешил, прихрамывая, пожилой мужичок в странном одеянии, состоявшем из заправленных в сапоги шаровар и свободной рубахи, поверх которой была накинута жилетка, отороченная по подолу и полам мехом.
– Здорово, Игнатьич, – поприветствовал его молодой, но руки не протянул. – Хозяйка у себя?
– У себя, у себя, – мелко закивал тот, – вас ждет. Проходите.
Семеня от гостя на небольшом расстоянии, Игнатьич повел его к крыльцу, в прихожей обогнал, пока гость замешкался, снимая куртку:
– Прозревшая ждет вас… проходите в кабинет.
– Не надо в кабинет, – раздался откуда-то из глубины дома женский голос. – В гостиную проходите. Игнатьич, распорядись кофе подать, а сам вон иди, натоптал мне тут сапожищами.
– Ухожу, Клавдия Васильевна, ухожу. – Игнатьич хоть и прихрамывая, но все-таки очень быстро исчез, а навстречу гостю вышла женщина лет шестидесяти:
– Доброго вам дня. Проходите, Прозревшая ждет.
Он прошел по длинному коридору в гостиную, где его буквально ослепило от сверкавшей под потолком хрустальной люстры, пришлось даже прикрыть на секунду глаза ладонью.
В ответ на это раздался мелодичный женский смех:
– Что, Игорек, отвык? У вас таких уже не вешают? А я вот люблю…
– А яркость у нее не регулируется? – убирая руку, спросил гость. – Так и без глаз недолго остаться.
– Ты даже не поздороваешься? – с улыбкой спросила женщина, стоявшая в дальнем углу комнаты и перебиравшая что-то на каминной полке.
Он подошел к ней и крепко обнял, прижал к себе:
– Я соскучился…
– Руки… руки убери, – негромко сказала она, и мужчина мгновенно повиновался:
– Прости… все время забываю, что тут ты Прозревшая.
– Перестань, Игорь. Ты прекрасно знаешь, что я делаю это для нас обоих. Но ты не должен вести себя со мной так, словно не веришь в мое высшее предназначение.
Он фыркнул в кулак и снова виновато посмотрел на женщину:
– Ну прости, Янка, никак не могу к этому привыкнуть.
– Как твои дела? – указав ему на мягкое кресло возле журнального столика, спросила женщина.
– Да все неплохо вроде. Осталось немного совсем – и я буду очень богатым человеком. – Он опустился в кресло и с наслаждением вытянул ноги: – Ох… затекло все за дорогу, угораздило же тебя в такую глушь забраться…
– Зато спокойно. Тут даже пункта полиции нет, приезжает иногда участковый из района. А нам спокойнее – к чему нашему Согласию лишние глаза и ненужный интерес? – Она села напротив, взяла с угла столика бронзовый колокольчик на длинной ручке и позвонила. – Ты при Клавдии не подавай вида, что мы хорошо знакомы, ладно? Мне не нужно, чтобы кто-то из окружения знал обо мне то, что знать не должен.