Они без особых проблем преодолевают пост охраны, Солдат оставляет хмурым мужчинам в форме какие-то бумаги и завозит каталку в лифт.
Внизу, чуть в стороне, мигая предупреждающими огнями, стоит скорая.
Брок рвано выдыхает — ему хочется рассмеяться, но не выходит. В горле першит и вообще очень противно, сухо. Зимний солдат неторопливо везёт его до задних дверей, и каталка чуть трясётся по неровному бетону. Открывает створки и, словно делал это десятки раз, ловко задвигает кровать в пазы. Трубка капельницы натягивается, но он замечает вовремя. Перевешивает почти пустой пакет на крюк внутри скорой. Брок выдыхает. Он никак не может противостоять. Ему нечего противопоставить Зимнему Солдату. Он расслабляется, насколько может, и принимает происходящее, как данность.
— Я пристегну тебя.
Брок смотрит в глаза, не в силах ответить. От езды — к слову, весьма плавной и неторопливой — его снова клонит в сон. А ещё хочется пить, и кожа снова начинает чесаться, но это всё отходит на второй план. Отступает и покрывается серой мутью. Брок засыпает.
***
Место, куда Зимний Солдат привозит его, явно находится на окраине Вашингтона и полузаброшено. Но в здании работающий грузовой лифт, есть электричество и вода, а ещё огромная комната на четвёртом этаже — с бетонными стенами и парой окон, затянутых мутным полиэтиленом. Это похоже на бывшее производственное помещение, теперь опустевшее и ставшее ненужным. Нет, не так. Зимнему солдату оно очень пригодилось. Это его логово, и Брок чувствует себя странно, оказываясь здесь. Он был уверен, что Солдат везёт его в ГИДРу, и кто бы его ни послал, где бы они ни находились, это всё будет не так. Совсем не так.
Зимний Солдат ловит его потерянный взгляд, когда выкатывает из лифта и оставляет посреди комнаты. Броку со своей позиции видно не много, да и не на что смотреть.
Солдат ухмыляется. А потом вмиг становится серьёзным.
— Пирс мёртв. Насчёт остальных и СТРАЙКа не в курсе. Я скрываюсь. Я больше не работаю на ГИДРу, — по его лицу пробегает тень, и Солдат на мгновение зависает, а потом вздрагивает и отмирает. Он снова переводит взгляд на Брока. — Ты тоже больше не работаешь на них. Привыкай. Я украл тебя.
Брок моргает. В его голове каша, и всё, что он понимает из монолога — Солдат больше не стремится вернуться в штаб, как бывало всегда после выполненных миссий. Это заложено в его программе и исполнялось неукоснительно. Значит, либо проблема в программе, либо… в миссии.
Чуть позже до него доходит, что Пирс мёртв.
Эта мысль отзывается странной горечью во рту и тошнотой.
Зимний Солдат шуршит чем-то в своём рюкзаке, присев возле каталки на корточки. Брок не видит — он смотрит в потолок и пытается свыкнуться с новым положением дел. Сколько же он, интересно, провалялся в коме? А после, в бинтах? Сколько прошло времени после той бойни и пожара? Он хочет спросить, забывая, что говорить не получается, и из его рта вырывается что-то нечленораздельное.
Солдат поднимается. Смотрит на него вопросительно, вглядывается и, не дождавшись ничего, коротко вздыхает.
— Если хочешь чего-то, тебе придётся говорить. Старайся. Речь вернётся. У меня был подобный тест. Неприятно, но это пройдёт. Нужны тренировки.
Брок смотрит в ответ, его глаза бегают по лицу — заросшему щетиной едва ли не до глаз, — и вдруг думает, что Солдату не всё равно. Почему? Что ему нужно?
***
Вечером Солдат разворачивает каталку по-другому, и Брок видит… подобие кровати. Она уже застелена бельём, а рядом, на полу, лежит голый матрас и ком откинутого в спешке пледа.
Он подходит ближе, берёт его под затылок — осторожно, но глаза Брока распахиваются широко от ощущения крепких тёплых пальцев в волосах. Зимний Солдат приподнимает ему голову, медленно поднимает его, заставляя сесть. Завязки рубашки натягиваются на спине, врезаясь в тонкую, не до конца успокоившуюся кожу. Это неприятно, и Брок морщится.
— В туалет? — спрашивает Солдат. Брок закрывает глаза и на пробу кивает. Голова немного кружится.
Его сочувствие напрягает. Это не столько унизительно, сколько непривычно, дико. Неправильно. Это слишком похоже на заботу, и как к ней относиться, Брок определиться не может. Но без помощи он недееспособен. Это отвратительно, но самый простой выход — посмотреть правде в лицо и заткнуть уже внутренний фонтан совести.
Солдат спускает его с каталки и, перехватив под руку, оперев на себя, ведёт к незамеченной раньше нише в стене. От Солдата пахнет застарелым потом, и его волосы грязные. Но он тёплый, и его движения медленные и надёжные, и Брок берёт себя в руки, чтобы не начать дрожать от слабости и накатывающих изнутри эмоций. Там, в нише, за прорванной местами занавеской, кафельные стены, унитаз и душ, торчащий прямо из стены. Пахнет сыростью и грибком, вечным спутником общественных душевых. Слева от унитаза в полу чернеет решётка слива.
Брок мычит и сам справляется с тем, чтобы присборить рубаху, взять член в ладонь и нацелиться в унитаз. Но Солдат очень близко — он поддерживает его тело в ровном положении, потому что Брока немилосердно шатает, стоит лишь отпустить руку. Ноги в коленях дрожат.
— Всё меняется, правда? — спрашивает Солдат, когда нажимает клавишу смыва, и вода бурлит, становясь снова прозрачной и чистой.
Брок думает, не лучше ли было ему сдохнуть, но это просто мгновение слабости. Он пробует сказать, вырывается сип, но он пробует снова. Пока идёт к приготовленной для него постели, пока укладывается с помощью Солдата удобнее. Он накрывает сверху пледом, и становится теплее. Наконец, у Брока выходит, и мысль обретает форму:
— Спасибо.
Солдат оборачивается — он успел отойти на шаг. Его глаза прищурены, в них — удивление. А потом уголки его губ чуть изгибаются, и он улыбается, чем ввергает Брока в состояние трепета. Тот вообще впервые видит его улыбающимся. Впервые понимает, что Зимний Солдат вообще способен улыбаться.
— Вымоем тебя завтра. А сейчас надо поесть.
Влив в Брока несколько глотков питательной смеси (Брок думает, что на вкус она как разведённое дерьмо) Солдат оставляет его в покое и идёт мыться.
Он раздевается на ходу, скидывая грязные вещи в кучу у стены. Включает свет в той самой комнатке с кафельными стенами, и его левая рука металлически бликует, заставляя Брока щуриться. Только сейчас Брок замечает, что Солдат орудует левой не так спокойно и непринуждённо, как обычно. В ней явно что-то повреждено.
В большой комнате с бетонными стенами темно, за мутным окном, затянутым плёнкой, по-вечернему серо. Брок не знает, сколько прошло часов с момента, как он очутился здесь. В душевой горит свет — резкий, жёлтый; он выделяется чёткими прямоугольными гранями на чёрном фоне стены, и это слишком похоже на ростовую картину, подсвеченную софитом.
Солдат включает воду и встаёт под острые струи с головой. Намокает. Вода стекает по его широкой спине ручейками и теряется между ягодиц, чтобы снова потечь уже по ногам, распрямляя и приклеивая к коже тёмные волоски. Он поднимает к воде лицо и замирает так, пока вокруг не начинает клубиться пар. Брок видит шрамы. Брок помнит их. Они напоминают карту созвездий. Страшную и одновременно завораживающую. Солдат берёт кусок простого мыла и начитает жёстко водить им по раскрасневшейся коже. Сам. Он отлично справляется без чьей-либо помощи. Без его помощи. Брок смотрит ещё немного и отворачивается, сглатывая набежавшую слюну. «И правда, всё меняется», — думает он невесело. Ему противно чувствовать себя обузой, и забота от Зимнего Солдата для него это слишком. Он хочет делать хоть что-нибудь, и от желания полноценно двигаться ноют мышцы. Но он искренне надеется, что его состояние временно. У него всё получится. Просто нужно выждать.