— Надень капюшон, — кидает ему Джеймс, сам на ходу натягивая на голову потрёпанную бейсболку. Он опускает козырёк пониже, хотя небо затянуто утренней дымкой.
Брок пытается нашарить сзади толстовки капюшон и морщится от ощущения, как снова трескается в локтевом сгибе кожа. В конце концов, он останавливается и резко наклоняется вперёд, позволяя капюшону свободно упасть на голову.
Они ночуют в недостроенном здании, кое-как устроившись у кирпичной стены. Сначала сидя, но в середине ночи Брок просыпается оттого, что Джеймса трясёт во сне. Глазные яблоки бегают под его веками, и Брок, вздыхая, притягивает его к себе, на себя и укладывается головой на жёсткий, почему-то пропахший гарью рюкзак. В кольце рук Джеймс не сразу, но успокаивается. Он тяжёлый, и кевларовый жилет неприятно давит на живот. Брок приподнимается выше, устраивает Джеймса между своих ног, головой — на животе, и снова ныряет в муторный, поверхностный сон.
***
Под утро Брок сильно замерзает. Они выбираются из недостроя и осторожно оглядываются, прежде чем выйти на улицу. Джеймс решает, что опасности нет, сам надевает Броку капюшон, а себе — бейсболку. Они проходят ровно квартал по сонным улицам, на которых толком никого нет, а асфальт под ногами влажный из-за короткого ночного дождя. Джеймс заходит в семиэтажный дом и, словно живёт здесь уже много лет, ведёт Брока к лифтам. Здание не новое и не фешенебельное, но весьма приличное. Возможно — это ещё одна из перевалочных квартир ГИДРы. Возможно, что-то другое. Спрашивать Брок не решается.
Квартира на самом верху. Джеймс сразу объясняет, пока скидывает бейсболку и освобождается от кевлара, оставаясь в посеревшей майке.
— Это седьмой этаж. В случае чего за окном кухни — пожарная лестница. По ней можно уйти вниз, а можно — наверх. Там крыша, и на противоположной стороне дома другая лестница. Больше вариантов.
Брок слушает рассеянно. Эта квартира на самом деле отличная, и тут правда «всё есть». Просторная кухня с широким столом, холл и низкий мягкий диван напротив плазмы. Камин. Всё очень современное и добротное. Брок идёт по недлинному коридору и распахивает двери. Воздух в квартире чуть затхлый, словно тут давно никто не жил и не проветривал. Огромная ванная комната с белоснежной ванной и зеркалом в половину стены, что над раковиной. Спальня. Ещё одна…
— Я наберу ванну, — говорит Джеймс сзади и скрывается за порогом ванной комнаты. Оттуда его голос доносится уже звонче из-за кафеля на стенах: — Выбирай себе любую спальню. Они одинаковые.
Джеймс не уточняет, для кого ванна. А Брок не спрашивает — уже понял, что влип по самое не хочу. Зимний Солдат, который проявляет заботу, — это не шутки. И если у него есть возражения, он вяло отмечает, что вряд ли Джеймс примет их к сведению. И в какой-то мере ему это даже нравится. Скинуть со своих плеч вечный груз ответственности, оказывается, очень приятная штука. Но признаваться в этом ему он не собирается. Сейчас их странные отношения не касаются прямых приказов, и это проще. Но даже возможность не заботиться о крыше над головой и о питании, зная, что этот вопрос уже наверняка решён так или иначе, не менее приятно. Брок открывает это в себе с удивлением. Наверняка когда-то давно, когда он начинал военную карьеру, он бы не смог оценить все прелести «плаванья по течению». Молодые боевые псы всегда рвутся вперёд, выше, выполняя команды только из-за понимания, что по-другому никак, и торопясь стать тем, кто эти команды отдаёт. Наверняка, встреться он с собой прежним, тот, другой, молодой и без единого седого волоса парень очень удивился бы ему.
Брок перестаёт думать, тяжело оседая на кровать в дальней спальне. Она мягкая, матрас ходит ходуном. Брок вздыхает. Он терпеть не может такие матрасы.
***
Он раздевается неуклюже, потому что кожа болит и руки не особо гнутся, как и ноги. Но Джеймс не предлагает помощь. Он просто выходит из ванной, оставляя Брока одного. И когда тот опускается — медленно, осторожно, судорожно хмурясь от слишком сильных ощущений и горячеватой воды — в пенную ванну, Джеймс вдруг возвращается. Он стоит и смотрит на пороге, и Брок не выдерживает.
— Дверь закрой, — говорит он хмуро. — Дует.
Джеймс понимает так, как ему удобнее. И остаётся внутри. Он подходит ближе, берёт небольшую мягкую банкетку, которая невесть что делает в ванной, и садится рядом.
Броку отчаянно хочется уйти под воду с головой от его взгляда. Он и правда ныряет ненадолго, а когда выныривает, начинает рассматривать свои руки и торс, то, что видно над пеной. Кожа повсюду покрыта непонятными письменами шрамов от многочисленных ожогов. Ещё недавно его бы это сильно взволновало. А теперь почему-то совершенно всё равно. Одна из его бывших женщин уверяла, что боевые шрамы красят мужчину. Она просто этих не видела.
— Я помогу? — спрашивает Джеймс и, не дожидаясь ответа, берёт мыло живой рукой. Он не тянется к висящим тут же губкам — почему? Из-за соображений гигиены, или от того, что понимает, насколько у Брока ещё нежная кожа? — Ты помогал мне. Я помню. Особенно было приятно мыть голову. Мне нравилось, когда ты помогал…
Брок не может вдохнуть несколько мгновений, и щёки под щетиной горят. Он не отвечает, но и не запрещает, отдавая инициативу в чужие руки. Он просто хочет посмотреть на то, как далеко всё может зайти.
— Ты очень много помнишь, — замечает он.
— Воспоминания возвращаются, — пожимает плечами Джеймс и на пробу прикасается намыленной рукой к ключицам, ровно под шеей. Брок вздрагивает от этого прикосновения всем телом. Сколько бы он ни ждал его… приготовиться невозможно. Вода печёт, и жар от поглаживающих движений мыльной руки разливается по телу. Брок позволяет этому случиться и расслабляется, опуская голову сильнее вперёд. Джеймс понимает его без слов. Держится бионической рукой за бортик ванны, моет — массирует плечи, пальцами очерчивает сзади каждый шейный позвонок, расправленной широкой ладонью намыливает лопатки. Брок прикусывает губу, чтобы не скулить. Он едва удерживает за зубами скребущие изнутри «сильнее, чёрт, у меня всё чешется». И когда Джеймс намыливает ему голову — обычным мылом, по-солдатски, — и запускает в волосы свои тёплые, осторожные пальцы, время словно замирает, и Брок впадает в некий транс. Перед закрытыми глазами кружатся цветные пятна, за ними что-то мерцает, как новогодняя гирлянда. Это оказывается очень приятно. Это выше его сил.
Приходит в себя он только тогда, когда Джеймс спрашивает — видимо, не в первый раз — справится ли он с остальным сам. Брок кивает несколько раз, забирает мыло и тут же роняет его в воду. Голова кружится, и от горячей это воды или от душистого запаха пены это происходит — непонятно. Чтобы отвлечься и занять Джеймса, который продолжает смотреть за тем, как он моется, Брок спрашивает:
— Что произошло в тот день? Геликерриеры вышли из строя, так? Что случилось с тобой?
Джеймс моргает и словно приходит в себя. Задумывается ненадолго. Он не подбирает слова — Брок знает. Он окунается в воспоминания, и этот процесс для него ещё слишком сложен. Он занимает всего его, целиком.
— Я встретил друга, — отвечает он, наконец. — Старого друга из прошлой жизни. Я не должен был помнить его, но почему-то помнил. Всё внутри тянулось навстречу. Знаешь, учитывая мою жизнь и то, как люди смотрели на меня, как говорили со мной… Учитывая всё это, не странно, что я не убил его. Я не смог. Миссия не завершена.
Брок молчит, намыливая живот. Думает, и кое-какие вещи с тихими щелчками встают на свои места. Ему хочется удостовериться, назвать эти самые вещи своими именами, но он только спрашивает: