Выбрать главу

Прикорнул рядом с ними на полу и Гоша.

Кумилкин проснулся после полудня первым и тут же растолкал Гошу:

— Принес?

— Принес.

Кумилкин не верил своим глазам, щупал, считал, показывал продиравшему глаза дяде:

— Ты глянь! Я же говорил, кассу взял человек! Взял, да, Гоша? А ведь наверняка больше было! Ты вспомни!

— Не помню, — мрачно сказал Гоша, болея с похмелья.

Кумилкин понял его состояние и тут же сгонял за поправкой.

Подлечившись, они сели и с увлечением стали обсуждать, какие стройматериалы купить для починки дома, ибо на постройку нового все-таки маловато.

— Шифером покрыть, — предложил Одутловатов. — Листов сорок надо.

Записали шифер.

— Вагонкой обшить дом, — дельно толковал Одутловатов. — Метров восемьдесят квадратных.

Записали вагонку.

— Фундамент переложить, — не отставал в строительной мысли и Кумилкин.

— Точно. Сотни три кирпича красного надо.

Записали красный кирпич.

А потом отправились на местный строительный рынок, где увидели, что денег не хватит даже на шифер.

Огорчились.

Выпили вина для возобновления оптимизма.

— Вот что, — сказал Кумилкин. — Надо тебе у Татьяны остальные деньги взять.

— Думаешь, есть?

— Обязательно! Если она тебе тысячу так легко отстегнула! Я полагаю, у тебя тысяч десять было, не меньше! — уверенно сказал Юрий. Для него десять тысяч долларов всегда были магической цифрой, пределом и оптимумом его мечтаний.

Его уверенность передалась и Гоше, и Одутловатову.

И они отправились к Татьяне.

Не застав ее дома, пошли в магазин.

Переговоры взял на себя Кумилкин.

— Ты вот что, Татьян, — сказал он. — Ты давай по-честному. У нас бизнес-план, сама понимаешь. Нужны оборотные средства. Так что верни деньги человеку.

— Да? И много ли я должна? — спросила Татьяна, усмехаясь, но внутренне холодея от неприятности.

— Десять тысяч! — точно сказал Кумилкин.

— А не слишком хватанул?

— Самый раз!

— И кто же тебе сказал, что у тебя столько было? — спросила Татьяна Гошу.

Тот промолчал. И даже не вспомнил о расписке, что дала ему Татьяна: он сунул ее в карман, и тут же она провалилась в трясину его мутной памяти. То есть беспамятства.

И Татьяна догадалась: точное попадание в сумму — случайность. И храбро сказала:

— А ну, идите отсюда, алкоголики! Сейчас милицию позову, вам за вымогательство, знаете, что будет?

Она решительно взялась за телефон.

Дядя и племянник переглянулись. Милиция им не нужна ни в каком виде. Вымогательство не вымогательство, а милиции только дай повод — найдет, за что взять. Тем более что, действительно, вид у них не самый основательный. Проще говоря — выпивший.

Они вышли, и Одутловатов спросил Юрия:

— Ты с чего придумал вообще про такие деньги?

— Я не придумал, это он сказал! — ткнул пальцем Юрий в Гошу.

— Я не говорил.

— А кто говорил?

Помолчали.

— Что будем делать? — поставил вопрос Кумилкин. — Пропить такие деньги — глупо. Дело начать — мало.

— Пустить в оборот, — подсказал Одутловатов.

— Какой? — иронично спросил Кумилкин, никогда не веривший, что деньги и впрямь могут зарабатывать деньги. Но тут же сам себя опроверг: вспомнил место, где это бывает.

— Сыграть надо! Но только наверняка! — предложил он.

Гоша охотно согласился.

Одутловатов не верил в прибыльность азартных игр (хотя и видел своими глазами, как племянник обыграл Гошу), но потащился за ними.

Кумилкин уверял, что у него в игровых салонах везде знакомые охранники, которые за сотню рублей скажут, давно ли был джек-пот, то есть насколько велика возможность выигрыша.

10

В первом же салоне им повезло: охранник шепнул, что джек-пот был очень давно, так что играть можно почти наверняка.

Они и начали.

И сперва даже понемногу выигрывали — в том числе и Одутловатов.

Но он же первый и продул все, что у него было.

Обратился к племяннику:

— Дай взаймы немного.

— Щас прям! У меня только пошло!

И впрямь пошло, да только в другую сторону: скоро и Кумилкин был пуст. Он бросился к Гоше, но и тот растерянно шарил у себя по карманам.

— Ты что же! — наскочил Кумилкин на охранника. — Врать мне вздумал?

— Отвали, — лениво ответил охранник.

— А ты знаешь, с кем связался? — грозил Кумилкин. — Ты знаешь, какой это авторитет? — указывал он на Гошу. — Ведь ты же авторитет, Георгий?

Гоша, не имея понятия о своей личности, готов был на любое предложение. И послушно сказал:

— Да, авторитет.

— Неужели? — весело изумился охранник.

Взял авторитета Гошу за ворот и вышиб им дверь, благо та открывалась наружу.

Кумилкин и Одутловатов вымелись сами, не дожидаясь той же участи.

Гоша сгоряча бросился обратно — и получил опять тычка, не сумев дать сдачи: его умение куда-то улетучилось. Или просто пьян был.

Веселье кончилось.

На другое утро они проснулись больные и вялые. Весь день лежали и пили воду. К вечеру Одутловатов сварил макарон, ели с отвращением, но с чувством долга: жить надо, питаться надо.

Потом два дня существовали впроголодь, потом Одутловатов получил пенсию, решили сначала купить продуктов впрок: крупы, вермишели, маргарина — того, что попроще, подешевле.

А остальное, естественно, прогуляли.

К исходу недели пребывания у дяди и племянника Гоша заболел. Лежал в поту, дрожал, все время просил пить. Лечили аспирином — других лекарств не было.

К ночи Гоше стало совсем худо, он стал горячим, губы обметало, глаза воспалились.

— Подохнет еще тут, — сказал Кумилкин. — Хлопот не оберешься.

— Надо Татьяне сказать.

— А ей он нужен? Он ей кто? Он ей никто.

— Жили же вместе.

— Это пока он здоровый был и при деньгах!

Но Одутловатов решил все же сходить к Татьяне.

— Твой-то помирает вроде, — сказал он.

— Какой это мой? Нет никаких моих у меня, кроме детей! — отрезала Татьяна. Потом спросила: — А что с ним?

— Температура высокая. Бредит даже.

— Не заразно?

— Откуда я знаю?

— “Скорую помощь” вызывайте.

— Ее вызовешь… Сама знаешь: без прописки у нас и в больницу не берут. Только на кладбище. С биркой на ноге.

— А меня не касается!

— Ну, извини…

И Одутловатов поплелся к дому. Но Татьяна окликнула его:

— Стой!

11

Она предусмотрительно захватила свою тележку-арбу — и ненапрасно: Гоша не только ходить, встать не мог. С помощью Кумилкина и Одутловатова Татьяна уложила Гошу на тележку, повезла домой.

Поместила, как и прежде, в сарае.

Три дня Гоше было худо, на четвертый стало легче, температура спала. Лежал слабый, тихий. Регулярно впадал в сон, а во сне что-то бормотал. Татьяна прислушивалась.

— Не виноват я, — жалобно говорил Гоша.

А потом ласково:

— Мамочка, я мыл руки, мыл, мыл… И раму, мама, мыл, мыл…

А потом деловито и строго:

— Ввиду этого перспективы продвижения данного бренда представляются сомнительными!

А потом запел:

— Милая моя, солнышко лесное…

А потом вдруг скороговоркой:

— Gelbe Blumen blьhen beim Birnbaum. Blьhen beim Apfelbaum blaue Blumen?

Лидия, навестившая Татьяну, пившая чай, как всегда, за столом в саду, прислушалась:

— Чего это он? На каком это?

— На немецком, что ли? — предположила Татьяна, сама учившая в школе немецкий и услышавшая знакомые звуки. — Школу, наверно, вспомнил.

Гоша же продолжил — складно и дробно:

— To sit in solemn silence in a dull dark dock

In a pestilential prison with a life long lock

Awaiting the sensation of a short sharp shock

From a cheap and chippy chopper on a big black block.

— А это уже английский, похоже. Слушай! А он не шпион случайно? — ужаснулась Лидия. Ужаснулась, впрочем, без особого ужаса, скорее даже с интересом.

— Если бы шпион, он бы на одном языке говорил.

— А он международный! И потом их так учат, что они все языки знают. Недаром же мне казалось, что он как-то не так по-русски говорит.