— У нее детей нет, зачем ей сад? — не согласился Одутловатов. — Себе она фрукты и на базаре купит, деньги есть. Сад для детей нужен. Чтобы яблочко с дерева сорвать, вишенку. Приучаться к природе.
— Она сюда и не выходит, ей некогда. Лучше бы тут карусель поставить, всякие аттракционы, — выдвинул деловое предложение Кумилкин. — И деньги зарабатывать. Вот, кстати, — сказал он дяде. — Зачем нам с гостиницей возиться? Снести все к чертовой матери, благоустроить — и сделать маленький детский парк! А?
Идея понравилась, стали ее обсуждать.
Через час распределили роли: Кумилкин составит бизнес-план, займется подготовкой и планировкой территории, Абдрыков пойдет в местные мастерские и там собственноручно сварит необходимые металлические конструкции, а Одутловатова пошлют по городу агитировать детей, чтобы не носились по улицам перед машинами, а шли бы в культурный парк культурно отдыхать.
Появившиеся Георгий и Татьяна разрушили их мечтания. Татьяна заранее сказала Георгию, кто есть кто, чтобы не возникало лишних вопросов.
Георгий оглядел территорию, развернул проектные листы, которые взял из дома.
— Наворочали черт знает что… — сказал он, имея в виду и проект, и его реализацию, но бригада приняла его замечание только на свой счет.
— Как сказали, так и наворочали! — отрезал Кумилкин.
— И ты не очень-то тут вообще! — поддержал Абдрыков. — В моем доме живешь, забыл?
Одутловатов промолчал, он единственный чувствовал себя виноватым. Мужики да, выпивают, но они тут и работают, а он тут не работает, следовательно, и выпивать не имеет права.
Рената увидела Георгия из окна. Она в эти дни, отложив все дела, сидела дома — караулила.
Бросилась к зеркалу, осмотрела себя.
Вышла из дома, дав себе слово не кричать, не повышать голоса.
И, подойдя к Георгию (кивнув при этом Татьяне — сухо и коротко, но вежливо), сказала:
— Что там у вас с памятью — ваша проблема. Но рабочие пьют, дело стоит, договорные обязательства не выполняются. Штрафными санкциями пахнет.
— Можно договор посмотреть?
— Конечно!
Рената мигом принесла договор. Прежний Георгий, составляя его, подписал, не глядя, суммы были обозначены символические, а неустойка за невыполнение — значительная. Рената рассчитывала, что Георгий напугается, тут же возьмется за работу, а Татьяна не будет же тут стоять, надсматривать — уйдет. И рано или поздно Георгий опять заглянет к ней вечерком, выпьют коктейля… И все повторится, но на этот раз она так просто его не отпустит. На три замка запрет, свяжет, а не отпустит. Впрочем, замков не понадобится: кто с нею хоть раз был, тот ее не забудет!
И не смущало Ренату то, что хватало в ее жизни примеров, когда бывшие с нею мужчины забывали ее и после раза, и после двух, и после пяти. Но она считала это казусами, случайностями, и, главное, ей самой не очень хотелось этих мужчин оставлять у себя. И что Георгий ее забыл, тоже не смущало. Нас не только чужой опыт ничему не учит, но и собственный — до тех пор, пока не повторится многократно с одним и тем же результатом.
Георгий, просмотрев договор, сказал:
— Извините. Перечень работ обозначен очень условно. Легко доказать, что они уже выполнены. Штраф или неустойка не могут превышать сумму договора. Договор имеет печать не государственной регистрационной палаты или иного органа, а вашу личную, как индивидуального предпринимателя, меж тем вы заказчик в виде физического лица. Поэтому фактически я имею право прекратить работы в любую минуту и потребовать расчет. Хотя сумма явно занижена. Причем составлен договор как посреднический от общества инвалидов, мы тут вообще ни при чем.
Абдрыков, Кумилкин и Одутловатов слушали эту речь с приоткрытыми ртами. Ничего в ней не поняли, кроме того, что она разбивает претензии Ренаты в пух и прах. И сказали почти хором:
— Вот именно!
Рената тоже была ошарашена. Опомнившись, она заявила:
— Ни копейки не получите!
И в доказательство разорвала договор на мелкие клочки. Она ведь и сама знала, что это филькина грамота, которую можно было выдать за достоверную лишь в милиции (показав мельком), потому что на милицию любая бумага с печатью производит впечатление подлинного документа.
— И не надо нам твоих денег, свои есть! — гордо сказала Татьяна. — Правда, Георгий?
Ох, как бы ответила ей Рената в другое время, в другом месте и в другом душевном настрое! Но сейчас даже не осмыслила ее слов. Глядела на Георгия. И спросила жалобно, не стесняясь окружающих:
— Гоша… Неужели совсем ничего не помнишь?
— Извините, — сказал Георгий не слишком соболезнующим тоном. — Нет.
— Тогда идите все отсюда! — закричала Рената. — Проваливайте! Ничего мне не нужно от вас! Марш, добром прошу!
— Если добром считается, когда орут и денег не платят… — проворчал Абдрыков.
— Чего?!
— Да ничего…
Для Татьяны настала счастливая жизнь. Она бросила работу в магазине и расширила парниковые площади. Георгий купил по ее документам (то есть для нее, в ее собственность) не новую, но крепкую “ниву”, идеальную машину по нашим дорогам, причем не ту, которая “нива-шевроле”, гибрид-паркетник, а ту, единственную из отечественных, что полюбил весь русский народ (поэтому, возможно, и отняли ее у народа: отнять любимое — самая интересная игра власти в любой исторический период). Купили также и прицеп. Каждое утро Георгий грузил на прицеп зелень и овощи, Татьяна везла в Москву, сдавала, получала достойные деньги.
Между прочим, смерть кабана Тишки она отменила, вернее, отложила на неопределенное время — он стал чем-то вроде талисмана.
А Георгий разобрал и заново построил сарай, чтобы там мог поместиться Карий, и целыми днями возился с ним: чистил, холил, скакал на нем по окрестностям, купал в реке. Подумывал завести еще одну лошадь и вообще заняться частным коннозаводством. Купил и читал книги по этому делу.
А о том, кто он был и откуда здесь взялся, словно и не вспоминал.
Только иногда видела Татьяна, как останавливаются его глаза и смотрят в неизвестное пространство. И сердце ее сжималось предчувствием тоски, как писали в старинных романах, но я не вижу причины, чтобы и мне не написать то же самое в романе современном, сегодняшнем, ибо и сейчас сердца именно сжимаются именно предчувствием именно тоски… И именно тогда, когда все хорошо.
Лидия, работая у очередной клиентки и разговаривая с нею, краем уха слушала включенный телевизор, где была передача “Жди меня”.
И вдруг: “Татьяна Викторовна Лаврина из города Чихова прислала фотографию человека, который потерял память. Кроме этой фотографии данных нет, предположительно имя человека Георгий. Покажите, пожалуйста, фото. Может быть, кто-то узнает, напишет нам или позвонит”.
Лидия сперва застыла с ножницами, а потом бросилась к телевизору. Увидела фотографию Георгия, которую сделала Татьяна. На ней он был еще с бородой — таким пришел, а потом, это мы забыли упомянуть, сбрил ее и вообще ежедневно брился; видимо, к этому привык в предыдущих своих жизнях.
— Надо же… Все-таки показали! — ахнула Лидия.
— А я уже и забыла про письмо! — призналась Татьяна, когда Лидия прибежала к ней с этим известием.
— Дошла очередь, значит. Теперь жди да жди.
— Прямо уж. Может, никто и не узнает… Он там заросший весь…
Когда через два дня Татьяна увидела в калитке высокую, красивую девушку в легкой модной одежде и с нею мужчину лет тридцати, тоже высокого и с такими же, как у девушки, ярко-синими глазами, она сразу поняла — за Георгием.
— Здравствуйте! — энергично сказал мужчина, крепко сжимая руку девушки и этим призывая ее к спокойствию. — Вы — Татьяна Сергеевна Лаврина?
— Я, — сказала Татьяна без голоса. И, кашлянув, повторила: — Я, а что?