Я пробрался в комнату, где спал отец. Избегая вдыхать, я быстро лег на пол. Я чуть не сломал кровать, пытаясь протиснуться под нее! Вот было бы, если б отец рухнул на меня! Проклиная свой жир, я наконец дотянулся до коробки со спиртом.
Отец никогда не подозревал, что спит на нем! Все. Можно было уходить.
Обняв эту коробку из-под ботинок "Цебо", я пулей вылетел в подъезд.
С силой выдохнув отцовский перегар из ноздрей, я опять потрусил к подвалу.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я бежал, останавливался и, открыв коробку, принюхивался. Пахло новой обувью. Все было в порядке. Спирт не вытекал.
Игорь сказал, как надо разбавить. Надька дала ему воды, чтобы запить. Выпив, он снова закрыл свой правый глаз. Боль не унималась. Надька развела еще стакан. Ему больно было даже пошевелить рукой. Надька сама вливала спирт ему в рот!
Потом стало чуть легче. Я услышал его тяжелое дыхание. Он выпил еще полстакана и сказал, что хочет лечь. Мы с Надькой осторожно, потихоньку перетащили его на топчан.
Он сразу уснул.
- - - Надо врача, - - - сказала Надька, - - - так он умрет - - - Мы посидели немного. Я дико хотел спать. Надька тоже. Она устроилась на раскладушке. Поворочалась и уснула. Черт, она от усталости даже похрапывала!
Я походил-походил и понял, что не смогу уснуть. Падая от усталости, не смогу даже закрыть глаза.
Придвинув табурет к топчану, я сел и стал смотреть на Игоря.
Он стонал во сне. Сбросил с себя одеяло. У него был жар. Губы распухли, как цветок, сгорающий под палящим солнцем. Волосы стояли дыбом, твердые от крови.
Его губы раскрылись. Он едва дышал. Правая рука вздрагивала.
Вся его грудь была в царапинах, будто его тащили по асфальту. На полживота был синяк, размером с тарелку.
Его тело. Его тело, когда-то полное крови и цветов, красоты и дерзости.
Тело-энергия, тело-надежда. Что с ним стало теперь.
Я чувствовал, как жизнь тихо уходит из Игоря. Из этого тела, из этих руин, как спадает жара к вечеру, как вода уходит в отлив, как ветер уходит...
На моих глазах в разрушенных стенах прорастают слепые цветы смерти.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Это было как теплый холод. Как угасание. Как мертвая птица в руке. Как потухшая волна. Как холод, заполняющий покинутый дом.
Я протянул руку и дотронулся до его лба. Он был как огонь.
Я дотронулся до его руки. Она была холодна как лед.
Наклонившись, я принялся дышать на этот лед. Моя морда горела.
Взяв его руку, я прижался к ней щекой.
Я положил голову ему на грудь. Сердце билось быстро-быстро.
Он застонал. И правый глаз его открылся.
Он не узнал меня сначала. Я сказал, что это я, Фриц.
- - - - - - - - - - - Фриц, - - - - - - - - - - - прошептал он, - - - - - - - - - - -
Фриц - - - - - - - - - - -
Он меня не узнавал.
Это было не важно. Он был жив.
- - - - - - - - - - - Сними - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - Сними - - - - - - - - - - с меня - - - - - - - - - - жарко.
- - - Он моргнул. Я понял.
Откинув одеяло, я осторожно, как только мог осторожно, расстегнул брюки и медленно, приподняв его, стащил их. Он лежал теперь только в носках и огромных черных трусах. Они скатались в жгут. Я подумал, что это еще, наверное, армейские.
Потом я накрыл его снова. Некоторое время он спал. Я гладил его руку. Его грудь. Сам я был как огонь. Будто подо мною развели костер. А он уходил. Я чувствовал, что он уходит. Я должен был вызвать "скорую". Но я не мог двинуться с места.
Я склонился к нему и внимательно, не мигая, всматривался в его лицо.
В его застывшее лицо, как огонь свечи.
Это безветрие. Эта тишина.
Только мои глаза и это безветрие. Любящие глаза и его угасание.
И снова я летел над руинами. Над покоем и красотой разрушенных городов. Над стенами домов, которые висят в закате, как выстиранные саваны. Над молчанием и пустотой.
Это было как любовь. Как любовь, которую никто не отнимет.
Он снова очнулся.
- - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - - Холодно - - - - - - - - - - -
- - - - - - - Ложись - - - - - - - - Ко мне - - - - - - - - - Ложись - - -
Его зубы стучали.
Я сбросил рубашку, брюки. Носки я оставил, как у него. Трусы тоже.
Отвернув одеяло, я почувствовал холод. Я будто ложился в снежную постель.
Он не смог подвинуться. Я лег с краю. Не знаю, как я смог уместиться.
Он выдохнул. Глубоко-глубоко.
Я обнял его. И почувствовал, как дрогнули его руки. Он тоже хотел обнять меня!
Я тихо дотронулся своими губами до его опаленных, распухших, как цветок перед смертью, губ. Я прикасался губами к его раскрытым раскаленным губам.
Его ноги, длинные ноги. Неподвижные, теплые. Его колени, бедра. Я ощущал всю длину его ног.