Выбрать главу

Наташа повернулась на другой бок, прогоняя остатки сна. Обычно это помогало. Но сейчас, стоило ей закрыть глаза, как перед ними снова появились пустая дорога, луна в тумане и черный силуэт на обочине...

Наташа умела управлять сном и решила, что сейчас лучше всего прервать его. Она закричала и открыла глаза. В углу комнаты приподнялась на кушетке Белла:

- Ната, что случилось?

- Извини. Дурной сон.

- Из-за ЭТОГО?

Наташа смутилась; неловко было признать, что ряженый придурок произвел на нее такое впечатление. Для самоуспокоения девушка предпочитала соглашаться с реалистом Ефимом, мечтавшим пересчитать зубы "Стивену Кингу"...

- А как ты сама думаешь, - Белла села, откинув с лица рассыпавшиеся черные волосы, - что это было?

В темноте она была еще больше похожа на цыганку - длинноволосая, смуглая, с огромными, блестящими в полутьме черными глазами.

- Не знаю, - ответила Наташа. - Лучше бы Фима оказался прав...

- И я так же думаю, и интуиция мне подсказывает, что он прав.

Бабушка Беллы по отцовской линии, цыганка, до замужества была таборной гадалкой, и внучка унаследовала от нее удивительную интуицию.

- Попробую снова заснуть, - зевнула Наташа, - не хватало еще, чтобы какой-то клоун устраивал мне бессонные ночи!

Она задернула балдахин и раскинулась на кровати. Белла немного поворочалась и тоже уснула. Наташа еще какое-то время лежала с открытыми глазами. Это ее спальня. Ее дом. Бизнес Винтерштерна теперь принадлежит ей. К этому еще нужно привыкнуть...

Сквозь сон Наташа снова услышала какое-то завывание, но решила, что это, наверное, опять какая-то собака в дачном поселке... С этой мыслью девушка заснула.

*

Ефим остановил машину у магазина пиротехники и посмотрел на часы. Было без пяти минут девять. Значит, скоро приедет Уланов. Виктор никогда не опаздывает.

Лавируя между многочисленными машинами на парковке, к магазину подъехало такси, и из него вышел высокий молодой человек в джинсах и короткой дубленке, расплатился с водителем и достал из багажника небольшую дорожную сумку.

- Еле добрались, - сказал он, подойдя к Когану. - Ну и пробка, больше километра!

- Это тут обычное дело, - Коган выбросил недокуренную сигарету, третью с утра. - Местные ведь хотят, чтобы у них все было как в больших городах, понакупили себе машин, крутизной меряются. А дороги-то остались прежними, вот и заторы. Привыкай, Витька! У вас тут теперь дом!

- Хм, Фима, подожди, - Виктор тряхнул головой. - Я после ночи в дороге плоховато соображаю. Так дом достался Наташе?

- Да, и еще бизнес ее родственника. Но кое-кому это не нравится...

- Что с ней случилось? Как она?

- Спит, перенервничала вчера. Рано утром проснулась, потребовала каталоги автомагазинов и снова заснула с журналом в руках. А что случилось, я тебе по дороге расскажу.

*

- Одно из двух, - сказал Виктор Уланов, когда они подъехали к дому, и перед машиной Когана открылись ворота, - или местные страшилки имеют под собой реальную основу...

Коган презрительно фыркнул.

- Или кто-то хочет убедить вас в этом.

- Вот это более правдоподобно. Поэтому я тебя и вызвал. Втроем мы быстрее разберемся, кто это выдрючивался перед Наташей и не он ли вертелся у балкона Вилибалда. Когда мы вычислим этого ряженого придурка, я его мордой в унитаз засуну! - сжал могучие кулаки адвокат.

- Не засунешь. Потому, что я ему раньше череп снесу, - посулил Виктор, готовый стереть в порошок любого обидчика Наташи.

Машину отогнали в гараж, и адвокаты не спеша вышли за ворота, чтобы осмотреть предполагаемое место нападения "призрака".

- Светящееся лицо, вот что меня озадачивает, - говорил Коган по дороге. - Хотя, сейчас, наверное, в магазинах приколов любой прибамбас можно купить...

- Да, светящиеся маски или грим для Хэллоуина сейчас в ходу и, наверное, добрались уже и сюда, - Виктор осмотрелся. Серое небо низко нависало над дорогой. За верхушки голых кленов и темно-зеленых елей цеплялась наползающая туманная пелена. Где-то за оградой вдали играл оркестр и доносились усиленные мегафоном обрывки проникновенных речей.

- Барыгу какого-нибудь хоронят, - прислушался Ефим, - или паркетного генерала, который и себе на золотой унитаз нагреб, и внукам на "гелентвагены", и еще на оркестр, плакальщиков и пафосный памятник хватило. Ишь, как разливаются соловьями!

- Опять ты ядом брызжешь, - неодобрительно посмотрел на него Уланов, но, увидев бледное хмурое лицо и красные глаза старшего коллеги и не стал продолжать.

- Да, знаю, язвителен стал, как беззубый крокодил с геморроем. Но ты сам видишь, какой тут пейзаж. Вид из окон оптимизма не вселяет, правда? Да еще... хрен его знает! По ночам собаки в дачном поселке то лают, то воют. Будь ты хоть сто раз атеистом, все равно с лица спадешь. Даже звукоизоляция не спасает. То гравий скрипит, а в окно выглянешь - никого. То свечение какое-то там, за оградой. Да еще публика тут... - Ефим поморщился и надвинул капюшон теплой куртки на глаза. - Сразу хочу тебя предупредить, - продолжал он, закуривая, - народ тут специфический. Единственный, кто не вызывает у меня подозрений - это Жанна, младшая дочь Винтерштерна. А остальные - зверинец! Старший сын, Геннадий, местный "кофейный олигарх", всех баб от 18 до 60 лет глазами раздевает и готов тр...ть все, что движется. А то, что не движется, стремится толкнуть и тоже тр...ть.

Виктор, который, сидя на корточках, что-то рассматривал на асфальте, невольно затрясся от смеха. Своеобразная речь Ефима и его манера беспощадно высмеивать всех, кто не в добрый час попался ему на язык, была уже привычна ему и Игорю Никольскому. Но сейчас Коган превзошел самого себя.

- Алиса, королева моды и парфюма, косит под очаровательную куколку, но при этом - настоящая акула. Умная баба и явно себе на уме. Слишком хороша. К 35 годам семь раз разводилась; в восьмой раз наступать на грабли не спешит, только периодически берет под опеку кого-нибудь из модельных мальчиков в своих бутиках. А молодое тело дорого стоит, так что тратит Алиса немало... Что ты там нашел?

- Смотри, какой длинный тормозной след, - Виктор выпрямился. - Водитель увидел Наташу издалека и сразу дал по тормозам, но не мог сразу остановиться на мокрой дороге...

- Думаешь, он мог рассмотреть и того, кто на нее напал? - догадался о ходе мыслей Виктора Коган. - Нет, он безоговорочно поверил Наташиному объяснению о приставаниях местной шпаны... Ничего он не заметил.

- Тогда, наверное, надо опросить пассажиров. Все они, судя по твоим словам, местные, из поселка, и водитель припомнит, кого вез вчера вечером. Может кто-то скажет нечто важное по делу...

- Проверим. Ты прав. Ну вот, есть еще молодая вдова. Та вообще... - Коган услышал перезвон колоколов в часовне и проглотил бранное словечко. - Знаешь, она вылитая блондиночка из того фильма о шестидесятниках, черт, забыл название!

- "Таинственная страсть"?

- Да, точно. Ее еще Пересильд сыграла... Я этим "мылом" не увлекаюсь, но Белка посматривает по вечерам, а я иногда составляю ей компанию. Ну вот, меня эта, как ее, не то Лариса, не то Раиса, весь фильм активно бесила, просто видеть ее не мог. Мужа не любит, зато любит комфорт и благосостояние; муж, конечно, мерзавец и в подметки не годится возлюбленному, зато обвесил свою куколку ювелиркой и нарядил во все импортное; без любовника жить не может, но он беден, как церковная мышь, а рай в шалаше мамзель не устраивает...

- Если она замужем, то не мамзель, а мадам...

- Сам знаю, без твоего "Ай-Кью-Ринга"! Просто в конце 19 века в Москве на Хитровке мамзельками называли проституток. А чем, скажи, уличная девка отличается от дамы, которая вышла замуж в благодарность за оплату лечения матери, и расплачивается своим телом за лекарства для мамы; за импортные наряды, французскую косметику, черную "Волгу" или "Чайку", дачу в Переделкино и продукты из спецраспределителя? Только ценой. Первая честно называет цену за час или за ночь и не изображает из себя белую и пушистую, а вторая напускает на себя благообразный вид, поджимает губки и томно закатывает глазки. А по сути, обе зарабатывают себе на жизнь одним и тем же способом, только у второй такса повыше. Вот меня и воротило от этой "дамы с собачкой": "Ах, как мне стыдно! Ах, какая я гадкая! Ах, мы не должны обманывать своих близких! Ах, поцелуй меня еще раз, милый, ах, когда мы встретимся в следующий раз?"... Ну, вот, эта Виолетта - вроде этой Раисы-Ларисы. Лэтти, - выплюнул Коган. - Я узнавал, что из театра танца ее вот-вот "ушли" бы: при всей ее красоте танцовщица - никакая, обе ноги левые, зато со всем коллективом не ладила, артисты ее терпеть не могли: и гадость могла сказать под руку, и д...а подсыпать, и главному режиссеру "стучала". Она знала, что в любой момент может остаться без работы и, когда на нее обратил внимание Винтерштерн, тут же сделала охотничью стойку. Но муж для нее сначала был только спасением от Центра занятости и пособия по безработице, а потом - не более чем толстым кошельком с глазами, а трепетные чувства у дамы вызывали богемные молодые люди, деятели искусства. Одного из них я вчера видел и даже стоически выслушал почти весь его опус памяти Винтерштерна...