Константин Георгиевич Житков, многолетний редактор «Морского вестника», отвел Гучкова в сторону:
— Адмирал растерян, но сказал, что ищет верные экипажи...
«Адмиралом» называли Адриана Ивановича Непенина, командующего Балтийским флотом.
Гучков подружился с ним, когда проводил бюджет морского министерства в Думе; принял бой как слева, так и справа, но все же победил; с тех пор флот, как и армия, в защиту интересов которых он выступал постоянно, начиная с журнальных еще публикаций девятьсот четвертого года, питали к нему чувство самого искреннего уважения, несмотря даже на то, что порою нападал на воинство с критикой, как всегда неуемной, но, увы, доказательной.
Адриан Иванович, вновь обойденный очередным званием (до сих пор ходил в вице-адмиралах, а ведь держал морские ворота Питера, важнейшая должность), относился к тому типу российских моряков, которых отличали интеллигентность, глубокая начитанность, такт и несколько тяжеловатая, прощупывающая надежность, похожая чем-то на глыбистую и немногословную убежденность хорошего егеря: десять раз обсмотрит, прежде чем поведет на свой заветный глухариный ток, оберегаемый для самых почетных гостей. Всех других заставит дрыгаться по болотным кочкам, выставив пару петухов всего, а в его заказнике штук тридцать поет, все сосны окрест болотины трещат любовными руладами черно-красных красавцев.
В пятнадцатом году государь — после первых успехов «военно-промышленных комитетов» Гучкова — в присутствии трех придворных сказал: «Я слыхал, что Гучков Бог знает что несет в частях, прямо подстрекательские речи... Стоит ли разрешать ему посещение действующей армии?»
Эта фраза августейшего венценосца немедленно стала известна Петрограду.
Адриан Иванович был первым, кто бесстрашно позвонил Гучкову:
— А как вы отнесетесь к тому, чтобы съездить ко мне на дачку? Егерь славный, из мичманов, обещает хороший пролет, утка нестреляная...
— Кто говорит? — спросил Гучков не столько из озорства — назовется ли адмирал, государь не жалует тех, кто поддерживает отношения с ним, его недругом, — сколько потому, что не очень-то мог себе представить такого рода эпатаж по отношению ко Двору со стороны командующего флотом.
— Говорит вице-адмирал Непенин.
...Отсидев зарю в шалашиках, развели костер; мичман Григорий Епифанович накидал в котелок окуней, щурят, двух сазанов и угрей, опустил тяжелый чугун в каленую белизну пламени; искры выстреливали праздничным дворцовым фейерверком, и казалось, что нет в мире никакой войны, блаженство окрест и спокойное благоволение мироздания.
Сделав большой глоток родниковой воды из фляги, Непенин заметил:
— Я, как человек, состоящий на флотской службе, не могу позволить себе нарушение государева сухого закона, а вы, Александр Иванович, человек вольный: есть спирт и финьшампань.
— Благодарствуйте, но я тоже считаю себя на службе. И флотской и армейской.
Адмирал помолчал, а потом, принюхиваясь к пьянящему запаху закипавшей булько-пенной ухи, задумчиво, обращаясь будто бы к себе, спросил:
— Интересно, все ли государи, провалившие выигрышную войну, уходят с престола добром? Или их понуждают к этому?
Гучков словно бы ждал этого вопроса:
— Девятнадцатый век последний век рыцарства — кончился, Адриан Иванович. Все можно вернуть, кроме прошлого. А мы только все об этом и думаем.
Непенин подтянул длинные, костистые ноги к подбородку и, по-прежнему не отрывая глаз от огня, поинтересовался:
— Председатель Государственной думы разделяет вашу точку зрения?
— Родзянко человек обстоятельный и весьма аккуратный... Он политик избыточной трезвенности.
— Он к вам после известного разговора во дворце звонил? — Адмирал наконец оторвал глаза от огня и требующе посмотрел на Гучкова.
Тот кивнул:
— Вы правы, нечего нам в кошки-мышки играть: мне сдается, что на крутой шаг... Ишь, — Гучков, оборвав себя, усмехнулся, — даже тут осторожничаю... Так вот, на устранение царя, на переворот Родзянко не пойдет с... нами... Могу ли я объединить вас с теми, кто разделяет мою позицию?
Адмирал поморщился:
— Болтовни много, Александр Иванович... Разве серьезные дела так решаются? Великий князь Николай Михайлович приезжает в яхт-клуб, играет там в карты и после выпитого шампанского вина открыто, при лакеях, спрашивает: «Ну а Балтийский флот нас поддержит, когда придет пора брать у государя отречение?» Кругом шпики, жандармы покупают людей на корню, им до германского шпионства дела нет, им бы только знать, кто, как и о ком говорит, деньги-то в секретной полиции несчитанные, если даже к нашей среде в девятьсот шестом смогли подлезть, а тут эдакие словеса...