Когда были арестованы наши товарищи — рабочая группа центрального военно-промышленного комитета, — то мы вместе с моим другом и ближайшим сотрудником А. И. Коноваловым отправились к представителям старой власти и сказали им: «Мы с вами в прятки не играем, мы честно и открыто скажем вам то, что есть. Мы не были революционной организацией, когда мы создавались: вы были неправы, когда преследовали нас как государственных преступников и революционеров. Но мы сделались таковыми: это вы нас такими сделали, потому что мы пришли к заключению, что только без вас Россию ждет победа». Таким образом, мы, мирная, деловая, промышленная, хотя и военно-промышленная, организация, вынуждены были включить в основной пункт нашей практической программы переворот, хотя бы и вооруженный. Если я по правилам старого историка начну анализировать те элементы, которые родили переворот, то я должен отметить одну своеобразную особенность: этот переворот был подготовлен и совершен не теми, кто его сделал, а теми, против которых он был направлен. Заговорщиками были не мы, русское общество и русский народ! Заговорщиками были представители самой власти! И если иногда, среди трагических дней, которые мы переживаем, все же хочется подчас пошутить, то я сказал бы, что почетным членом русской революции мы должны были бы избрать арестованного ныне министра внутренних дел Протопопова.
Переворот является не результатом работы замаскированных заговорщиков, которых искали во тьме ночной агенты охранки, — он явился неизбежным результатом стихийных исторических сил, которые выросли из русской разрыхленной почвы. Это — историческое явление, и в том, что этот переворот является не искусственным творением и не результатом работы какой-то группы заговорщиков, как это было, скажем, в младотурецком или младопортугальском перевороте, кроется, по-моему, гарантия его незыблемой прочности. Кончена первая важная стадия в этом историческом явлении, кончено разоружение старой власти. Правда, обломки валяются еще всюду, осталось лишь подмести их и, может быть, совсем вымести из нашей русской жизни. Но это — мелкая, черная работа, тогда как перед нами открывается работа творческая, для которой требуются все гениальные силы, заложенные в душе русского народа. Господа, враг близок, враг у ворот! Только при том условии, что мы быстро наладим нормальную работу во всех областях народной жизни, можно будет создать те орудия и средства, без которых невозможно ни ведение войны, ни победа!
Гучков еще ниже склонил голову, словно бы страшась, что кто-то чужой, незваный, увидит его глаза; никто и никогда не видел его слез; папенька сызмальства учил: «Когда плохо — смейся, ежели кого боишься — бей его первым, разорился — шикуй прилюдно. И еще: как бы ни было плохо — горе свое не выказывай никому, людишки до чужой боли радостные».
Он никогда не забывал, как доктор Мезенцев в шестнадцатом еще году, кончив получасовой осмотр, спросил:
— Как будем говорить, Александр Иванович? С онёрами или честно, по-мужски?
— Только честно.
— Тогда вот что... Скоро сдохнете. Очень скоро. Если немедленно не уедете на отдых. В Крым. Повторяю, немедленно. Вечерним поездом. Или завтра поутру.
— Чахотка?
— Хуже. У вас такое переутомление, так разболтаны нервы, что можете помереть от громкого телефонного звонка. У вас сердце работает с перебоями. То молотит, то останавливается... Вы живете здоровьем ваших предков. Никто другой бы на вашем месте не выжил, я просто диву даюсь...
— Я должен съездить на карпатский фронт...
— Там и похоронят...
— Меня люди ждут, доктор! Все по юзу обговорено! Нельзя мне не ехать.
— Валяйте. Но, повторяю, оттуда вы живым не вернетесь. И я готов это написать в моем заключении... Зовете окружающих быть европейцами, а ведете себя, словно какой гунн...
— Веду себя как русский, — вздохнул Гучков горестно. — Мы все считаем, что время для нас не считано... Сколько в этом чертовом Крыму надо лечиться?
— Два месяца. Не меньше. И не лечиться, а гулять...
— В горы, что ль, лазать?
— И это тоже. Но в слово «гулять» я вкладываю иной смысл. Пейте вино, заказывайте татарам «саслыка», ихние чебуреки ешьте, в винт играйте; не любили б дражайшую половину, сказал бы — девку завести... Вы на грани смерти! Или — того хуже — психопатического расстройства... Вас о чем ни спроси, к одному и тому же возвращаетесь, к нашему русскому бардаку, а сердце у вас в это время стучит, как словно кузнец вымахивает молотом.