— Да. «Чрево». Думаете, это еще одно здание, которое Рейнальд хотел взорвать?
— Это очень похоже на правду, не так ли?
— Может быть.
— А вы, Виго, вы разузнали что-нибудь еще?
— Я немного выбит из колеи, Дамьен. Признаюсь, среди приступов эпилепсии и провалов в памяти мне не так-то просто сохранять ясность ума. К тому же есть одна вещь, которая занимает меня все больше и больше…
— Что именно?
— Моя прежняя личность. Тот, кем я был до амнезии.
— Что вы имеете в виду?
Я помолчал, прежде чем продолжать. Чудно было так открыто говорить о себе с человеком, которого встретил всего несколько часов назад, но мне казалось, что я знаю его гораздо дольше.
— Иногда у меня такое чувство, будто в прежней жизни я был мафиозо или что-то в этом роде! Я умею делать такие вещи… Скажем, необычные.
— Например?
— Вскрывать замки, водить машину как автогонщик, драться…
— Ах да, драться… Спасибо, в этом я уже убедился! Рука не дает забыть. Ба! Да вы никак бывший боксер, Виго! — рассмеялся хакер.
— А главное, я в полной растерянности.
— Не волнуйтесь. Мы во всем разберемся.
— Бывают минуты, когда я думаю, а хочется ли мне знать…
Лувель поднял бокал с виски:
— Выпьем за правду, Виго! За правду!
Я чокнулся с ним без особого энтузиазма. Мы помолчали, погрузившись каждый в собственные мысли. Наконец Лувель встал:
— Ого! Уже поздно! Пора на боковую. Вы ужасно выглядите. Про одежду я уже и не говорю! Завтра утром займемся шопингом. Вам нужно обзавестись чемоданом и обновить гардероб. А то вы смахиваете на клошара.
Я улыбнулся:
— Не откажусь. Вот уже две недели, как я не менял одежду…
— Ну, это мы устроим. Тряпки — мой конек. В этом я сильнее, чем в боксе. А потом вернемся в Париж. Я отведу вас в нашу контору. Попробуем разобраться в том, что мы здесь раздобыли.
— Идет.
— Уступаю вам спальню. Я высплюсь на диване.
— Уверены?
— Да-да. Идите ложитесь, Виго.
Я кивнул. Хорошенько выспаться мне не повредит.
Глава 66
Дневник, запись № 193: воспоминание, конец.
Мое имя не Виго Равель. Мне тринадцать лет. Я на заднем сиденье зеленого универсала. На переднем сиденье — мои родители. Теперь я различаю их лица. Улыбку матери, ее измученные глаза, печальный облик. И отца: волосы подстрижены ежиком, квадратное лицо, широкий подбородок, жесткий взгляд, суровый голос. Воплощение властности.
Снаружи тянутся зеленые холмы нормандского побережья. Довиль исчезает за горизонтом, сменяясь старыми блокгаузами, приближается глинистый берег, словно с почтовой открытки.
Я даже не замечаю дурацкую муху, которая вьется вокруг. Знаю, что она уже не имеет значения, она здесь лишь затем, чтобы отвлечь меня, заслонить то, что мне предстоит услышать и понять.
Родители спорят, они используют меня, чтобы оправдать свои разногласия. Я это знаю. Мое воспитание — лишь предлог, чтобы отстаивать свою точку зрения. Они рвут на части меня, вместо того чтобы сцепиться самим. Я так долго не выдержу.
Машина останавливается на молу. Хлопают двери.
Я бреду вслед за родителями по безлюдному пляжу, засунув руки в карманы, стиснув кулаки, чтобы сдержать клохчущую во мне ярость. Мы ступаем по гальке. Шум волн порывы ветра едва заглушают их нескончаемый спор. Их позднее сражение.
Вдруг отец возвращается, оставив мать на берегу. Я вижу, ж он наклоняется ко мне, хватает мое плечо.
— Мы с мамой скоро расстанемся, сынок.
— Знаю.
Кажется, он удивлен. Я не такой дурак, как ему хотелось бы.
— Ты будешь жить со мной.
Я скрещиваю руки на груди, хмурю брови. Всем телом выражаю отказ.
— Нет!
— Не говори глупостей.
— Я лучше останусь с мамой!
Он вздыхает:
— Мамы пока не будет.
— А где она будет?
— В больнице.
— Она больна?
— Нет. Ей… ей нужен отдых. Мы сегодня вечером возвращайся в Париж, сын. Мама останется в Довиле. Мы иногда будем ее навещать.
Я плачу. Я знаю — у детей против этого нет оружия. «Мы иногда будем ее навещать». Он так и не сдержал свое обещание.
Глава 67
На следующее утро, как и договаривались, мы с Дамьеном Лувелем отправились за покупками на большую пешеходную улицу в центре города. Сначала, меряя одежду в магазинчиках Ниццы под приветливыми взглядами продавщиц, я испытывал некоторое неудобство, даже неловкость в обществе типа, которого едва знал, но вскоре мы уже веселились от души. Лувель был наделен чувством юмора и насмешливостью, которые вскоре избавили меня от смущения, и он, похоже, действительно кое-что смыслил в готовой одежде: он задумал полностью изменить мой имидж, высмеивая одежду, которую выбирал я: