— Послушайте, если честно, именно здесь и сейчас мне вовсе ни к чему, чтобы меня клеили.
Я поднял брови. Клеили? Вот уж на что я никогда не считал себя способным.
— Но я вас вовсе не клею, — объяснил я. — Просто хотел пригласить вас в кафе…
— В самом деле? С чего бы вдруг?
— Ну, я не знаю… Мы ведь ходим к одному психологу.
Она снова прыснула, заразительно, почти по-детски. Дверь захлопнулась за ней.
— При чем тут это?
И то сказать, наверно, я единственный, кто смог бы усмотреть здесь логическую связь. И все же я попытался ей ее изложить:
— Ну, видите ли, я тут подумал: раз вы ходите на прием к Софи Зенати, психологу, второй этаж налево, значит, вам не по себе. А так как я тоже к ней хожу, я и подумал, что мне, выходит, тоже не по себе. Поэтому я подумал, что мы могли бы вместе зайти в кафе. Чтобы нам вместе было не по себе. Когда тебе не по себе, хочется с кем-то поделиться, разве не так?
— Вот оно что. Когда тебе не по себе, пойти в кафе с кем-то, кому тоже не по себе. Потрясающе!
— Ну да. Ведь счастливые люди не спешат делиться своим счастьем.
— А. Получается, вы несчастны?
— Не совсем. У меня dementia praecox.
— А это что такое?
— Я шизофреник.
Она вздернула брови.
— Шизофреник? И вы хотите, чтобы я пошла с вами в кафе? Ничего не скажешь! Вы умеете разговаривать с женщинами!
— Да не то чтобы очень. Это часть моей болезни. Трудности в общении…
На этот раз ее улыбка не казалась насмешливой. Значит, она могла, когда хотела, выглядеть не такой неприступной. Я улыбнулся в ответ:
— А вы несчастны?
Она пожала плечами, оценивающе взглянув на меня.
— Нет, — ответила она наконец, — просто легкая депрессия.
— Сочувствую. Но тут я вас обошел, — заметил я, засунув руки поглубже в карманы. — Шизофрения — это гораздо серьезнее.
— Да уж, нечего сказать, обскакали!
Я увидел, что она снова смеется. А ведь я не такой уж увалень.
— Так вы согласны? Вы даже не представляете, как трудно шизофренику пригласить кого-нибудь в кафе!
Она покачала головой и подняла левую руку. Повернула ее так, чтобы было видно обручальное кольцо.
— Меня ждут.
— Понимаю, — сказал я, опуская глаза. — Извините. Мне не так часто выпадает случай повстречать кого-нибудь, так что здесь, у психолога, я подумал… Забудем об этом. В любом случае, всего хорошего! Наверняка мы еще пересечемся на днях…
— Постойте-ка, — перебила она меня. — Как вас зовут?
Я сглотнул. Изо всех сил я старался не смотреть на тротуар, а держать голову прямо.
— Думаю, меня зовут Виго. А вас?
— Что значит — думаете?
Я с досадой почесал в затылке:
— За последнее время у меня появилась привычка сомневаться во всем, даже в собственном имени. Я уверен только в том, что это имя напечатано в моей чековой книжке… Виго Равель.
— Равель? Как композитор?
— Да. А как вас зовут?
— Аньес.
Я постарался скрыть удивление. Скорее я ожидал услышать арабское имя, во всяком случае что-нибудь экзотическое.
— Очень приятно.
Я протянул ей руку. Она пожала ее с неожиданной мягкостью.
— Хорошо, — вздохнула она, — я согласна зайти с вами в кафе, если вы настаиваете, но предупреждаю, у меня мало времени… Меня и правда ждут.
Я сам себе не верил. Насколько я мог вспомнить, я впервые предложил незнакомой женщине куда-то пойти со мной, и это сработало! И тут же задумался, о чем же с ней говорить. Пригласить ее само по себе уже было подвигом, но теперь придется поддерживать с ней разговор. Я тут же встревожился. Должно быть, она это заметила и дружески хлопнула меня по плечу.
— Вон там есть кафе, где я сижу, когда прихожу слишком рано, — сказала она, указывая рукой.
— Согласен, идемте туда, — пробормотал я.
Глава 27
Мы вместе перешли улицу и устроились на залитой солнцем террасе. Она села первой, а я неловко присел напротив. Я нервничал, и как видно, это ее забавляло.
— А вы правда шизофреник? — спросила она как ни в чем не бывало.
По крайней мере, от одного страха она меня избавила: сама завела разговор.
— Э-э-э, думаю, да, — ответил я. — Как раз сейчас все усложнилось. Как я уже сказал, я вдруг начал сомневаться во всем. Но в целом, да, думаю, что в общих чертах меня можно назвать шизофреником.
— Ах вот как. И что это значит? Время от времени вы принимаете себя за Наполеона, что-то в таком духе?
Я улыбнулся. Ее отличала простодушная открытость, какую сохраняют лишь дети. Или же сходство наших предполагаемых страданий способствовало сближению. И это было приятно.