— Нет, не беспокойтесь. Я не воображаю себя Наполеоном или Рамсесом II. И все же у меня довольно серьезные нарушения, — признался я чуть ли не с гордостью.
— В самом деле? И какие же?
Я заколебался. Это уже походило на допрос. Но в конечном счете я сам заварил эту кашу.
— Я слышу голоса.
— Как Жанна д'Арк?
— Да. Как Жанна д'Арк.
— Понятно, — просто сказала она, словно такое объяснение ее вполне устраивало.
Но мне захотелось рассказать подробнее.
— Временами мне кажется, что то, что я слышу, — мысли людей, но на самом деле, похоже, это только галлюцинации, которые создает мой мозг.
На ее лице отразилось сочувствие.
— Наверное, это очень… очень мешает.
— Да, — признал я. — Сейчас у меня особенно сложный период.
— Я так и поняла, — кивнула она. — Но не лучше ли с такими расстройствами обратиться к психиатру?
— Ну, это длинная история. Я наблюдался у одного психиатра, но не видел его с самого теракта 8 августа… Сам не знаю, правда ли это, но думаю, что я был там во время взрыва. С тех пор все в моей жизни пошло наперекосяк…
В это время к нам подошел официант в своей черно-белой форме.
— Добрый день, мадам, месье.
Аньес дружески кивнула ему. Она была здесь своей.
— Что вы желаете?
— Кофе, — заказала она.
— Два, — подтвердил я.
— Два эспрессо, сию минуту, — ответил официант, прежде чем скрыться.
Я смотрел на него с улыбкой. В таких живых карикатурах для меня есть что-то успокоительное. Подобные персонажи — словно неопровержимые доказательства реальности.
— А вы? — спросил я, подвигая кресло к столику. — В чем причина вашей… легкой депрессии?
Она нахмурилась. Передо мной снова было настороженное лицо, как тогда, в приемной.
— Ничего особенного. Я немного циклотимичка. Усталость, неурядицы в супружеской жизни, все в таком духе… Кроме того… Профессия у меня… тяжелая. Утомительная. Такие депрессии — не редкость у людей моей профессии.
Учительница. Я уверился, что она учительница. Узнал в ее глазах страшную усталость, утрату иллюзий и вопреки всему этому — нежелание сдаваться. Должно быть, преподает где-нибудь в неблагополучном квартале. В Зоне приоритетного воспитания, как они это называют. Одно из современных гетто, порождаемых обществом. Для шизофреников придумали принудительную госпитализацию; для бедных кварталов — приоритетное воспитание. Что же, я в хорошей компании.
— А что у вас не заладилось сначала? — спросил я. — Работа или супружеская жизнь?
Она смущенно молчала. Я настаивал:
— Ваш брак дал трещину из-за проблем с работой или работа стала в тягость из-за неприятностей дома?
Она вздохнула:
— Однако! Вы идете напролом! Мне жаль, Виго, но это не то, о чем, я думала, мы будем разговаривать, сидя в кафе…
— Погодите, я же сказал вам, что слышу голоса… А вы не хотите мне довериться. Это несправедливо!
— Дело не в том, что мне страшно вам довериться, просто не особенно хочется об этом говорить…
— Ах вот как. Вы предпочитает разговоры о погоде. Жаль, но я не уверен, что это мне по силам.
Она улыбнулась:
— Нет, нет, успокойтесь, я тоже люблю искренность…
— Я так и понял, — сказал я уверенно. — А вообще, по-моему, так и надо. Эта ваша манера говорить без обиняков… Экономит кучу времени.
Она согласилась:
— Да, искренность — это здорово. Но не всегда и не обо всем можно говорить напрямик…
— Вы правы. Я склонен к тревоге, поэтому меня тянет поскорее перейти к сути… Должно быть, это такая фишка шизофреников. Когда боишься смерти, боишься потратить время впустую…
— Вы боитесь смерти? — удивилась она.
— А вы нет?
Она неуверенно поморщилась:
— Зенати, наверное, сказала бы, что я боюсь жизни.
— Как видите, мы снова вернулись к вашей депрессии…
— Да. Но постарайтесь меня понять, я только что битый час откровенничала с нашей дорогой психологиней, и на сегодня с меня довольно.
Я кивнул. Официант принес наш заказ.
— Вы заметили, какой бардак у нее в кабинете? — спросил я доверительно. — Разве не странно? Психолог, который не убирает свои вещи на место?
Она улыбнулась.
— Да, — ответила она. — А может, это уловка психолога. Наверняка беспорядок подавляет пациентов меньше, чем порядок… Больше располагает к доверию.
— Думаете? А по-моему, ей просто нравится такой бардак.
Молодая женщина, смеясь, взяла свой кофе и сделала глоток. И тут меня словно озарило: я вдруг понял, какая она красивая. По-настоящему красивая.