Я бросил на нее смущенный взгляд. Мне и самому было непонятно, почему я ее выбрал, какая неведомая сила заставила меня очертя голову броситься в это неожиданное знакомство. Это совсем на меня не похоже. Так вот раскрыться перед чужим человеком. Но откуда мне знать, что на меня похоже? Может быть, я просто почувствовал, что она мой последний шанс, последнее прибежище, которое поможет сохранить связь с реальностью. Вокруг все рухнуло, все, кроме этого последнего проблеска надежды: обрести в Аньес родственную душу, просто родного человека, чьей помощи и взгляда хватит, чтобы убедить меня, что я не совсем обезумел. Это было рискованно, но ничего другого мне не оставалось.
— Аньес, мне нужно кому-то довериться. Но я не знаю, сможете ли вы мне поверить.
Она огляделась по сторонам, словно опасалась, что нас могут услышать или увидеть вместе.
— В чем поверить?
— Поверить, и все.
Она пожала плечами.
— Я готова попробовать.
— Вы мне поверили, когда я сказал, что слышал ваши мысли?
Она молча разглядывала меня, потом порылась в сумке и нервно закурила. Впервые она отводила взгляд. Я настаивал:
— Так поверили или нет?
— Я… Я сама не знаю. Признаюсь, это на меня подействовало.
Опершись локтем о стол, она выпустила облачко дыма, потом повернула ко мне голову с делано безмятежным видом.
— Послушайте, откуда мне знать, может, вы просто угадали, о чем я думала… Просто повезло.
Она сопротивлялась. И мне трудно было ее в этом упрекнуть. Нелегко принять неприемлемое. Я наклонился к ней и повторил попытку, тихо, но настойчиво:
— По-вашему, я запросто мог угадать, что вы сравниваете меня с дядей? Удивительное совпадение, вы не находите?
Она поморщилась и снова проверила, не подслушивают ли нас. Несмотря на поздний час, у бармена и официантов хватало дел, чтобы не обращать на нас внимания.
— Да, совпадение удивительное… Но давайте будем реалистами. Как вы могли…
Она говорила почти шепотом.
— …как вы могли услышать чужие мысли, Виго? Ведь такого не бывает! Должно быть разумное объяснение. Сожалею, но я не верю в сверхъестественное, в медиумов, во всю эту чушь собачью!
— Я тоже не верю, Аньес! И все-таки я должен признать очевидное: так или иначе иногда я слышу мысли окружающих меня людей.
Она встряхнула головой.
— Но вы сами понимаете, что говорите? Это ведь просто безумие… Абсурд!
— Но это так. Вы правы, этому должно быть разумное объяснение. И мне, поверьте, очень бы хотелось его узнать.
Она нахмурилась, снова затянулась. Я в свою очередь закурил, словно дымовая завеса, которая нас разделяла, могла стыдливо прикрыть наше взаимное замешательство.
В ту же минуту к нам подошел официант.
— Что-нибудь закажете, мадам?
Она взглянула на мой бокал с виски.
— То же самое, — сказала она. Официант кивнул и быстро принес заказ.
Несколько минут мы смущенно молчали. Аньес время от времени отпивала глоток, а потом задумчиво встряхивала бокал.
Я все еще смотрел на нее, когда на меня снова накатила мигрень. Я скривился, нервно потер лоб. Он был мокрым от пота.
Аньес повернулась ко мне, выпрямившись на табурете. У меня помутилось в глазах.
— Скажите, Виго, вы…
Она замолчала.
— Что — я? — произнес я срывающимся голосом.
На ее лице отразилась неловкость. Ей трудно было сформулировать то, что она хотела спросить. Я догадывался почему.
— Ну… С вами все в порядке?
Я снова отер лицо. Мир вокруг раздвоился. Как будто бы два совершенно одинаковых фильма, которые показывают одновременно.
— А сейчас вы слышите мысли?
Я предвидел этот вопрос и не был уверен, что хочу говорить правду. Я испугался, что она опять примет меня за сумасшедшего или, еще хуже, за чудовище, ярмарочного уродца. Но мне было нужно ее доверие.
— Да, — прошептал я.
Она нахмурилась:
— Неужели? И что же вы слышите?
Боль в голове усилилась.
— Я слышу, что ваши мысли в смятении, Аньес.
Она усмехнулась с досадой:
— Не велика хитрость угадать, что я в некотором смятении!
— Я слышу намного больше. А еще… Еще я сейчас кое-что понял о вас.
— В самом деле? И что же?
Я прочистил горло. Вцепился руками в стол. Зал завертелся вокруг меня. Я должен собраться. Я должен ей сказать.
Никогда прежде я не высказывал ничего подобного. Никогда я не желал принимать всерьез эти тайные впечатления, эти неясные шепоты, которые докатывались до меня всплесками. Никогда не желал их передавать и тем более пересказывать кому-то. В сущности, раскрывая ей то, что я слышал, я словно насиловал Аньес, крал у нее самое сокровенное и должен был с этим смириться. Все это приводило меня в замешательство. Но если я хотел убедить ее, мне нельзя было хитрить. Приступ достиг своего апогея. Меня мутило, но я должен был выстоять. И рассказать ей. Чтобы она узнала.
— Там, в кафе, когда вы сказали о своей трудной профессии, я сперва подумал, что вы — учительница. Но теперь я знаю. Думаю, теперь я лучше понимаю, кто вы, потому что улавливаю в ваших страхах и сомнениях кое-что вполне определенное.
— Правда? И кто же я, по-вашему? — спросила она с ноткой вызова в голосе.
— Вы… Вы служите в полиции, верно?
Словно сквозь пелену, я увидел судорогу на ее лице. Закрыв глаза, я продолжал. Ее мысли настигали меня, как череда волн. Мне оставалось позволить им подсказать мне эти несколько фраз.
— Вы из полиции и сейчас колеблетесь, поверить мне или отправить меня в больницу… А сейчас, вот только что, вы подумали, не мог ли я видеть ваше удостоверение, оно лежит в бумажнике, а может, я заранее что-то разузнал о вас. 541 329. Вы повторяете эту цифру. А теперь вы думаете, не пытаюсь ли я вас разыграть, чтобы произвести впечатление. Теперь вам уже страшно… А теперь вы думаете, захватили ли вы свой бумажник или забыли его дома… А теперь… Вы чего-то боитесь, вы растерянны… Слишком много всего. Ваш муж…
Неожиданно голоса смолкли. Боль в голове утихла так же внезапно, как и началась.
Я открыл глаза и смущенно взглянул на Аньес. Она страшно побледнела, окаменев от страха. Я закусил губы. Меня охватило сожаление. Внезапно она вскочила, развернулась и бросилась к выходу из кафе «Веплер», даже не взглянув на меня.
Очнувшись, я поспешно расплатился и устремился за ней. В этот поздний час Восемнадцатый округ был все еще ярко освещен. Я сделал несколько шагов по тротуару и вскоре заметил ее: она сидела у подножия статуи маршала Монсе, спрятав лицо в ладони.
Я перешел улицу и неуверенно приблизился к ней.
— Мне очень жаль, Аньес, что я напугал вас.
Она подняла ко мне голову. В ее глазах промелькнул испуг. Именно этого я и опасался: она видела во мне чудовище.
— Можно мне присесть рядом? — робко спросил я.
Она не ответила. Я принял молчание за согласие. Но пока я садился, она вскочила и отступила назад. Было ясно, что она хочет сохранить дистанцию между нами. И я мог ее понять.
— Виго, я… Вам надо обратиться к специалистам. Нужно сообщить кому-нибудь… Надо… Я и сама не знаю… Вам следовало довериться кому-то другому…
— Не могу, Аньес. Меня преследуют какие-то люди, и…
— Именно поэтому вы должны обратиться за помощью!
Я неловко засунул руки в карманы.
— Но вы-то… вы мне верите? — Мой голос дрожал.
— Я… Я не знаю. Это… так страшно!
Мне нечего было ей возразить. К тому же я сам не знал, что тут можно сказать. Подавленный, я в конце концов решил сесть к подножию статуи. Аньес взглянула на меня, вздохнула и села рядом. Какое-то время мы, погрузившись в нелепое молчание, сидели посреди площади Клиши, позволив шуму запоздалых машин убаюкивать нашу двойную тревогу. Когда молчание стало слишком тягостным, я вынул конверт, который так и лежал у меня в кармане, и протянул ей.
— Вот что я нашел в гостинице.
Поколебавшись, она открыла конверт и прочитала короткую записку. Потом, изумленная, вернула его мне.
— Что за чушь? О чем он?