Глава 34
Невозможно передать волнение, охватившее мать, дочь и отца. Объятия. Поцелуи. Признания в любви. Слезы. И желание высказать все, что так долго теснило грудь.
— Дашенька, дочка, прости нас.
— Мама, папа… кроме благодарности и любви к Вам я ничего не испытываю. Поверьте, ничего не изменилось. Я не представляю себе жизни без вас. Вы — моя семья.
— Но ты, наверное, хочешь узнать, кто твои настоящие родители? — в голосе Аэлиты тревога, страх и готовность принять любое решение Даши.
— Пока нет. Я еще не привыкла к мысли, что они где-то могут существовать. Но я подумаю об этом позже. Только в любом случае вы останетесь для меня самыми родными. Кем бы они ни были, я, наверное, поняла и простила бы их. Но принять? Нет. Это вряд ли.
— Ты попытаешься разыскать их? — Аркадий взял Дашу за руку, — поверь, это практически невозможно. Но в любом случае можешь рассчитывать на мою помощь. Мы с Ирой прошли эти круги ада, поэтому я знаю, в какие инстанции надо обращаться.
— Давайте не будем об этом. Я благодарна судьбе за то, что она так благосклонна ко мне. Ведь не всем брошенным детям так везет, как мне. Я самая счастливая. — При этих словах у Даши заблестели глаза, слезы обиды вот-вот готовы были пролиться водопадом, но она сдержала их усилием воли. — Давайте обедать.
Аля с обожанием глядела на Дашу. Страх, поселившийся в ее душе, постепенно уступал место уверенности в завтрашнем дне.
Аркадий вскоре засобирался домой:
— Ира опять жалуется на сильную головную боль.
— Она так и не была у врача?
— Я уговорил ее. Она уже согласна обследоваться. Скоро подойдет очередь.
— Держите нас в курсе.
— Да, конечно. Я побегу.
Когда за Аркадием закрылась дверь, Аля обняла дочку и опять заплакала.
— Мамочка, хорошая моя, я ведь с тобой.
— Это я от счастья…
Да, это было счастье — знать, что дочь не предала ее. Осознавать, что есть на этой земле человек, которому она нужна и который ее любит. Ведь нет ничего страшнее, чем ощутить свою ненужность для тех, кто очень дорог.
Постепенно сглаживалась настороженность в отношениях, вызванная брошенными в гневе словами Дмитрия. Аля даже с некоторым облегчением думала о том, что это когда-нибудь должно было случиться.
О разрыве с Дмитрием думать не хотелось. Его возмутительная агрессивность решила сразу две проблемы. Наконец распался этот странный союз двух обездоленных людей, цепляющихся за осколки семейного счастья. Их отношения давно изжили себя. Лита понимала, что сама никогда бы не решилась на разрыв из-за страха перед одиночеством.
Как ни странно, сейчас она уже была благодарна Дмитрию за решение еще одной сложной задачи. Самой рассказать Даше о том, что она приемная дочь, у Али не получалось, хотя она неоднократно давала себе слово открыть тайну удочерения. Особенно остро понимала необходимость в признании, когда взрослеющая дочь недоумевала, как могло получиться, что со сводной (по отцу, как она считала) сестрой они родились в один день. Головоломка эта не давала ей покоя, но Аля упорно молчала. И опять же из-за непреодолимой боязни остаться одной. Она пряталась под непробиваемой скорлупой, именуемой страхом.
Дмитрий разбил эту скорлупу. Неожиданно, грубо… Было ужасно больно, но боль эта в результате принесла облегчение. Исчезла необходимость что-то скрывать от Даши. Теперь Але казалось, что все тревоги позади, и ничто не нарушит покой в ее семейном гнездышке.
Постоянные отъезды Даши на учебу стали привычными. Аля удовлетворялась ежедневными разговорами по телефону. Работа в Доме престарелых отнимала много сил и времени.
С ней был верный друг — Остап. Правда, получив свою порцию нямки, Оська почти сразу уходил «искать образы» среди множества уличных кошечек.
Звонки, проблемы на работе, забота об Остапе и длинные разговоры о жизни с Тамарой составляли однообразное и ничем не нарушаемое течение будней.
Иногда, когда подступало одиночество и не давало уснуть, она пробовала писать стихи.