Дед Виллема, Йоханнес Кастелейн, был инженером-нефтяником. В 1930 году «Шелл» отправила его за море – в края, в то время носившие название Голландской Ост-Индии. Его новым местом жительства стал портовый город в Восточной Яве. Там имелось довольно большое сообщество экспатов и школа, в которую местные датчане, а также иноземное население разных рас – например, китайские торговцы – отправляли своих детей. Йоханнес встретил и полюбил Грету, учительницу в этой школе, и женился на ней. Вскоре у них родилось трое детей: мальчик Рюд – в 1932-м, девочка Мина – в 1934-м, и в 1937-м – Хендрик, отец Виллема.
В 1940 году, когда Нидерланды оказались под властью Гитлера, контакты между Голландской Ост-Индией и метрополией прервались. В 1942 году голландцы сдали Ост-Индию Японии. Все, кто служил в армии, попали в плен: им пришлось очень нелегко – например, пленных направили на принудительные работы по строительству железной дороги, о котором впоследствии сняли «Мост через реку Квай». Взрослых гражданских рассортировали по полу и процентам кровей. Йоханнес был тоток — чистокровный голландец. Грета – индо, смешанного европейско-индонезийского происхождения. Японское военное командование «пригласило» их разместиться в так называемых центрах защиты под японской юрисдикцией – в лагерях, отдельных для взрослых мужчин, отдельных для женщин и детей.
В десять лет Рюда, старшего брата Хендрика, сочли взрослым и отправили в лагерь вместе с отцом. На следующий год он умер от дизентерии. Грета, ее дочь Мина и младший сын Хендрик оказались в лагере для женщин с детьми, где условия – по крайней мере, в первый год – были чуть получше. Но война тянулась и тянулась, бои подступали все ближе, их перебрасывали из одного места в другое – каждое следующее хуже предыдущего, и при каждом переезде они теряли что-то из вещей. К 1945 году восьмилетний Хендрик в совершенстве овладел искусством лазать по деревьям, где тряс ветки и колотил по стволу, пока с дерева не начинали падать населяющие его создания – змеи, обезьяны, насекомые, птенцы, не сумевшие улететь. Глядя вниз, он видел, как женщины – обитательницы лагеря бросаются на эту добычу, забивают ее до смерти, раздирают на части и дерутся за клочья мяса. Хендрик смотрел на это довольно спокойно: мать научила его собирать на дереве слизней, жуков, ящериц и оставлять себе. Тем временем Грета и ее сестра Александра, оказавшаяся в том же лагере, пытались сварить что-то вроде каши из вшей, которых собирали в огромном количестве с голов и тел своих лагерных товарок. Вши были стерильны, поскольку хорошо проварены, и определенно содержали в себе питательные вещества. В результате этих мер Хендрик рос крепким и сильным – настолько, что в середине 1945-го, за год до установленного законом срока, его сочли взрослым и переместили в лагерь для мужчин. Маму он никогда больше не видел, а с тетей Александрой и сестрой Миной вновь встретился много лет спустя.
В мужских лагерях, как правило, условия были куда хуже; однако здесь несколько взрослых взяли на себя заботу о мальчике и помогли ему дотянуть до конца войны. Японские охранники установили в лагере свирепый дисциплинарный режим. Узники подчинялись, чтобы выжить, – а чтобы не потерять человеческий облик, использовали кодовые слова. «Oranje boven!» («Оранжевый победит!») – в мирные времена этот лозунг выкрикивали болельщики на футбольных матчах; теперь он, произносимый еле слышным шепотом, стал символом верности Оранскому Дому.
Чем ближе к концу войны, тем больше хаоса. В последние несколько недель заключенных беспорядочно таскали с места на место; в одном товарном вагоне Хендрик встретил своего отца – больного, страшно истощенного, но живого. В конце концов они оба сумели вернуться домой, на побережье Восточной Явы. Дом их оказался наполовину сожжен и полностью разграблен. Несколько месяцев отец и сын прожили в развалинах, пытаясь выяснить, что стало с Гретой, Александрой и Миной. В конце концов оказалось, что женщин переместили в лагерь на Западной Яве, под охрану свирепых индонезийских головорезов – молодых парней, отрастивших длинные волосы и бегавших по стране с бамбуковыми копьями, а иногда и с более современным оружием, которое удавалось достать у японцев. Эти времена получили название берсиап, что переводится примерно как «готовься» или «будь готов». Готовиться следовало к изгнанию всех европейцев, а также европеизированных «индо» и китайцев и к объявлению Ост-Индии независимым государством. На деревьях висели опутанные проводами громкоговорители, из них раздавались пламенные речи Сукарно. Естественно, борцы за независимость обратили внимание на лагеря, где японцы уже любезно собрали всех, кто им не нравился. Поначалу лагеря охраняли все те же японцы – которые не сумели попасть домой; затем гуркхи и сикхи, сброшенные на парашютах британцами, – они должны были отвечать за эти места вплоть до дальнейших распоряжений. Как ни ужасна лагерная жизнь, в этот период в лагерях было безопаснее, чем где-либо еще.