Вывод: Страх — это происки воображения. Достаточно смирить его, развенчать и страх исчезнет. Не стоит забывать и то, что в случае реальной опасности, к подстраховке и спасению подключатся инстинкты.
В этом случае инстинктивный вдох на всю полноту легких сделал доброе дело, от него сработало устройство, перепускавшее свежую смесь в дыхательный мешок. И все пошло своим чередом. Наконец заполнение водой закончилась, в трубе торпедного аппарата выровняли давление с «забортным», затем открыли переднюю крышку. Мои товарищи поочередно начали выходить из аппарата и с глубины трех-четырех метров всплывать на поверхность. Ну и я, радостный и счастливый, будто только что родился на свет и меня тут же крестили испытанием, всплыл в водах купели-бассейна. Дважды крещенный.
Уже потом, когда эмоциональная лихорадка уступила место трезвому осмыслению ситуации, я понял, что в трубе торпедного аппарата от волнения и страха дышал мелкими глотками. Это не способствовало созданию достаточного разрежения для срабатывания дыхательного автомата, отвечающего за подачу кислородной смеси из баллона в дыхательной мешок. И что получалось? А вот что: дыхательная смесь перенасыщалась углекислым газом, и становилось нечем дышать.
Именно по этой же причине пострадала очередная партия курсантов, находящихся в торпедном аппарате. По вине одного страдальца, запаниковавшего при открытии задней крышки, потоком воды их всех вынесло на палубу, как комок ветоши. Я в числе других, уже прошедших это испытание, смотрел на них где-то со смехом, а где-то и с сочувствием — ведь и сам мог оказаться в таком же состоянии. Другие курсанты, которым только предстояло это испытание, с явным страхом посматривали по сторонам.
Самым интересным занятием в учебно-тренировочной станции было всплытие в огромной металлической башне высотой около двадцати метров. Это упражнение моделировало ситуацию, когда подводная лодка затонула, и личный состав экипажа должен спастись через выходной люк или рубку. В нижней части учебной башни имелось отверстие с тубусом, край которого был опущен в металлическую коробку, до краев заполненную водой. Изолированное помещение под башней — это как бы отсек затонувшей подводной лодки, где давление повышалось до полутора атмосфер, что соответствовало глубине пятнадцати метров.
Происходило это так. Несколько курсантов, одетых в соответствующее снаряжение, находятся в помещении под учебной башней. Один из них включается в дыхательный аппарат ИДА-59, залезает в металлическую коробку с водой, подныривает под тубус, проходит узкое отверстие выходного люка и производит всплытие. Одно дело описать этот процесс и совсем другое — физически ощутить все прелести всплытия.
Сначала мы всплывали по буйрепу, отсчитывая мусинги. Я преодолел двадцатиметровую глубину, но при выныривании больно ударился головой о буй-вьюшку, к которой крепился верхний конец буйрепа. В нашлемной части гидрокомбинезона, которая надевается на голову, имеется лепестковый клапан для стравливания из него излишков воздуха, он приходится на лобовую часть. Этим-то «лепестком» я удачно воткнулся в буй-вьюшку, однако радость всплытия затмило болевое ощущение. На следующем занятии мы выходили без задержек методом свободного всплытия, без буйрепа, только успевай вентилировать легкие и продуваться — выравнивать давление с обеих сторон барабанной перепонки.
На втором курсе мы обратили внимание, что один из матросов Объединенной школы вдруг поседел. То, что он поседел, а не имел такой цвет волос с рождения, для нас было очевидным хотя бы потому, что он был призван на службу из Средней Азии и до этого был черным, как смоль. Так как шила в мешке не утаишь, то скоро выяснилось, что дело произошло на занятиях по легководолазному делу. При всплытии в башне этому бедняге в гидрокостюм начала поступать вода, отчего возникла паника. В полной мере испытав это реальное чувство, он поседел. Хотя поступление воды и было, но на процесс его дыхания это не повлияло. Парню сочувствовали, над ним никто не насмехался, даже мы, второкурсники, потому что каждый через это прошел, каждый знал, как достается преодоление страха.
В нашей роте было семь групп с 41-й по 47-ю, в среднем по двадцать пять человек в каждой.
Состав нашей 47-й группы из двадцати восьми курсантов по тем временам был вполне обычным, то есть интернациональным: тринадцать человек (46,4%) были призваны из России, семеро (25%) — из Беларуси, шестеро (21,4%) — с Украины и один (3,6%) из Литвы. Своих земляков назову поименно: Николай Владимирович Черный из Белыничей, Владимир Григорьевич Сыман из Слуцка, Анатолий Арнольдович Кржачковский из Борисова, Виктор Васильевич Шутиков из Гомеля, Леонид Николаевич Станкевич из Барановичей, Александр Зайковский из Воложина. Понимаю, что делать выводы лишь по одной да к тому же небольшой группе некорректно, тем не менее не могу удержаться от простительного хвастовства: каждый четвертый — из Беларуси.