А ведь тоже новость, я читал «Монт-Ориоль» да еще дважды. Вот спросите у меня, про что этот роман, и я отвечу, положа на сердце руку: «Пес его знает». А еще обозвал его приличным.
Зато надолго запомнил офицера российского Генерального штаба, военного разведчика Соколова из книги Егора Иванова «Негромкий выстрел». По долгу службы он был связан с группой офицеров австро-венгерской армии — славян по происхождению, участвующих в тайной борьбе с агрессивными устремлениями пангерманизма. Одна из линий романа — трагическая судьба полковника Редля, чье загадочное самоубийство получило в свое время широкий политический резонанс.
Интерес мой к этим героям был нелукавый настолько, что впоследствии я нашел и прочитал продолжение этой книги, оказавшейся первой книгой трилогии «Вместе с Россией». Ее сюжетную канву составляет антидинастический заговор буржуазии, рвущейся к политической власти, в свою очередь, сметенной с исторической арены волной революции. Вторую сюжетную линию составляют интриги Черчилля и других империалистических политиков против России, и особенно против Советской России, соперничество и борьба разведок воюющих держав. В книге широко использованы документы, свидетельства современников и малоизвестные исторические материалы.
Заодно я узнал, что книга написана солидными людьми, учеными, исследователями. Егор Иванов — это коллективный псевдоним Игоря Елисеевича и Вероники Юльевны Синициных. Это были интереснейшие люди. Игорь Елисеевич — кандидат философских наук, прозаик, журналист, член МГО СП России, по образованию — педагог-историк. А Вероника Юльевна (в девичестве Лебедева) тем более знакома всем. В детстве она снялась в главной роли популярного фильма «Подкидыш», затем стала учителем английского языка, переводчиком. «11.02.1979 г., московское время 2025
Охотское море
Кстати мичмана оставили на берегу, у него аппендицит. У Шуры, слава богу, рука проходит, заживает».
Как видите, не слабо я травмировал своего товарища. Жаль, не смог вспомнить подробностей этого инцидента.
«14.02.1979 г., московское время 2120
Охотское море
Настроения нет — видимо, устал. Недавно Алексей (Зырянов) у меня спросил:
— Не надоела тебе автономка?
Я был в хорошем настроении и ответил:
— Вообще-то нет.
… Послезавтра тебе исполнится 20 лет. Жаль, без меня разменяешь свой третий десяток».
К сожалению, многие значимые события, в том числе дни рождения родных и близких, проходили без нашего присутствия и участия. Как-то радиограммой пришло сообщение, что у двоих членов нашего экипажа родились: у одного девочка 23 февраля, у другого мальчик 8 марта. Все шиворот навыворот. Даже здесь у нас не как у людей.
«16.02.1979 г., московское время 2015
Охотское море
P. S. Да, новостей пока никаких, если не считать того, что опять поспорил с Бизоном (Бессоновым)…
Вот уж этот Бизон! За прошедшее время я уже успел забыть, как «любил» и «обожал» это отнюдь не одомашненное «животное».
Я замечаю, что моряки начали проявлять больше уважения к моей персоне. В чем дело? Или мифы о каратэ охладили горячие головы? Здесь сказались россказни товарищей, да и некоторые мои поступки. То, чего я от них добивался с тратой нервов, сейчас они предупредительно преподносят сами. И смех и грех. Впрочем, кто знает, время покажет.
Судя по дневниковым записям, увлечение каратэ в какой-то мере оказывало мне добрую услугу по установлению нормальных рабочих (читай — служебных) отношений с моряками срочной службы. Во всяком случае, то, как я ее тогда понимал и каким образом пытался решить некоторые проблемы хотя бы для себя. Легенд о себе я в принципе не насаждал, а лишь добивался элементарного к себе уважения.
Гешка (Гена Фомин), кажется, тоже не на шутку увлекся этим делом, переписывает некоторые приемы. Частенько приносит показать».
Вот уже и Гена Фомин, чтобы не отставать от жизни не только по светомузыке, решил испытать себя в каратэ. Думаю, что его впечатлили мои художества на свадьбе.
«18.02.1979 г., московское время 2200
Охотское море
Осталось две недели, а впрочем, кто знает, военные действия Китая и Вьетнама…
Опять все те же тревоги по поводу возвращения из автономки и беспокойство, не повлияет ли на планы экипажа только что начавшаяся война Китая против Вьетнама. Война оказалась скоротечной с 17 февраля по 16 марта 1979 г., всего месяц. Так как в момент начала боевых действий мы находились в море, то шапкозакидательских рапортов, как и с началом Афганской войны, не писали — в отличие от береговых коллег. Ведь нас, находящихся на марше, при выполнении боевой задачи, и так могли послать в любую точку Мирового океана для решения стратегических задач, даже без наших рапортов.
Кстати до этой войны, в 70-х гг., самой лучшей армией считали китайскую (уж не знаю в соцлагере или в мировом масштабе). Но после того, как Китай опозорился, наши военные сделали уточнение, добавив к указанному постулату, что, мол, а по показателям одиночной боевой подготовки лучшая армия — вьетнамская.
… Время, как оно коварно своей быстротечностью в счастливые минуты и своей неимоверной медлительностью в самые трудные и неприятные часы… И сейчас нам на долю выпало перебирать песок времени, большую гору — пересчитываем каждую песчинку.
… Если сравнивать недели пребывания в автономке, то первые подобны наиболее ярким цветам, середина — бледным, ну а конец — самым темным. Хотя последняя неделя будет, наверное, радужной».
Чуть позже я понял, что каждому разряду военнослужащих соответствуют определенные задачи, от выполнения которых их субъекты испытывают разные чувства и эмоции. Однако большая часть экипажа, расписанная по отсекам, не ведающая происходящего на ГКП, была обречена на рутинную роль статистов. Хотя и от нас, рядовых исполнителей, многое зависело. Как-то это казалось обидным.
В данном случае я умышленно беру крайние термины. Можно сказать и по-другому — они были ведущие, а мы — ведомые. Так вот стратеги, наши ведущие, были заняты управлением кораблем, плывущим в глубинах Мирового океана, и оттого им было интересно и не скучно. У них преобладал азарт и увлеченность процессом. Я тогда думал, для них это было более счастливое время, а для нас нет, мы просто как бы отбывали номер, находясь в автономке. К ведущим относятся командир, старпом, помощник, вахтенные офицеры и механики, штурманы, командир БЧ-5 и даже мичманы, моряки срочной службы гидроакустики, боцман — те, кто приближен к ГКП и кто мог хоть иногда почувствовать радость от процесса управления таким грозным оружием, как атомная подводная лодка, или хоть как-то влиять на этот процесс.
Вывод: И совсем недавно я понял, что рассуждал неправильно. Это у наших командиров была своего рода рутина, а у нас — наоборот. Ведь те, кому я завидовал, просто делали свою работу. Они были приданы лодке, чтобы оживить ее, и приданы экипажу, чтобы научить его обслуживать лодку, пользоваться этим оружием. Для них такие походы были не впервой. Наш поход — необходимый этап, направленных на обучение очередной плеяды подводников. А для нас это было обучение, практический урок, где все ново и познается впервые. Скорее, это командиры завидовали нам, ведь было чему — ну хотя бы молодости, началу судьбы, жизненному становлению.
Хорошо поется в песне из кинофильма «Розыгрыш», правильно:
Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса,
Учитель нас проводит до угла
И вновь — назад, и вновь ему с утра:
Встречай, учи и снова расставайся, —
Когда уйдем со школьного двора…
Наши командиры были по сути нашими учителями, последними учителями, настоящими, проходящими с нами круг обучения, который для них — один из многих, а для нас — единственный. Эта прекрасная песня — и про них тоже.
А преимущества положения… Как и все в мире, они относительны. Жизнь у каждого одна, она продолжается, и каждый из нас может повторить: «Спасибо, что конца урокам нет».
«21.02.1979 г., московское время 2110
Охотское море
Если посчитать сегодняшний день, то до конца похода осталось тринадцать дней — одно из моих любимых чисел. Под конец автономки становится труднее. Когда чувствуешь, что это последние дни, то все больше неймется. Да и обстоятельства складываются не в нашу пользу. В сущности, все это мелочи.
… Стараюсь чаще нашкодить Юрке Бессонову. Брюки «РБ» у него длиннее, чем положено, поэтому он каждый раз на штанинах закатывает манжеты. Я же, приходя с вахты и видя, что он спит, привожу манжеты на его брюках в исходное состояние. Говорит, сначала он меня не подозревал, думал, что брюки сами за ночь раскатываются от попадания в них пыли. А потом застукал меня на месте преступления».