Даже первое погружение молодого моряка на субмарине является началом его испытания в подводники, и не всегда оно сразу выводит на максимальные показатели самодельного механизма. Тогда шум воздуха, с негромким звуком исходящего из цистерн главного балласта, давит на психику молодого матроса, как шипящая змея. А погружение подводной лодки 675-го проекта, видимо, из-за более широкой плоскости легкого корпуса верхней надстройки сопровождалось дополнительным шумовым эффектом. Этот необычный и страшно воющий звук происходил из-за отрыва (отлипания) верхней надстройки от водной поверхности моря. Натяжение воды неохотно отпускало субмарину, которая при погружении рвала последнюю связь с внешним миром, и это происходило с ревущим звуком. Американцы этот проект подводной лодки прозвали «ревущей коровой», естественно, что этот леденящий душу звук вызывал у молодых кандидатов в подводники сильный страх. Их охватывала паника и возникало желание броситься вон из отсека, бежать хоть куда-нибудь, однако бежать было некуда. Они это понимали и, парализованные страхом, ожидали своей участи, оставаясь на месте.
При дальнейшем погружении, когда прочный корпус подводной лодки обжимается наружным давлением воды, объем отсека уменьшается, а расстояние между концами нитки сокращается, и шарик вместе с бечевкой провисает. При этом через каждые десять или пятьдесят метров погружения субмарины на рейке делаются отметки положения контрольного шарика — для наглядности происходящих процессов. Когда лодка погружается на максимальную рабочую глубину, из центрального поста в отсеки подается команда:
— Осмотреться в отсеках.
Все члены команды производят осмотр отсеков, всего оборудования и, конечно же, трюма, где в первую очередь скапливается вода в результате всевозможных протечек. При этом подводная лодка некоторое время на этой же глубине продолжает движение, чтобы можно было убедиться в надежности прочного корпуса и клапанов, соединенных с забортными отверстиями. Тогда же молодому матросу, кандидату в подводники, дается команда:
— Подойди к пластилиновому шарику.
Кандидат с трепетом подходит к шарику и убеждается в том, что тот действительно провис на пять-семь сантиметров, что заметно по меткам на планке, где четко просматривается динамика обжатия прочного корпуса, а значит, динамика погружения лодки в бездну. Для закрепления урока от старшего товарища тут же следует нравоучение с разъяснением:
— Видишь, шарик провис, значит, корпус обжался.
По мере сжимания корпуса в некоторых местах крошится и отваливается теплоизоляция, которой изнутри он футерован. От этого у молодых моряков усиливается страх, ведь создается впечатление, что прочный корпус кусками отваливается, значит, лодка тонет…
Там же, на максимальной глубине, как уже упоминалось, происходит целование подвешенной к подволоку кувалды и для продолжения обряда посвящения посвящаемым выпивается порция холодной морской воды, температура которой составляет пять-шесть градусов. После этого один из старейшин протягивал молодому подводнику «закуску» в качестве поощрения и говорил:
— На тебе кусочек сахара.
Некоторые кандидаты в подводники, насмотревшись фильма «Судьба человека», заявляли:
— После первой не закусываю, — и прятали сахар в карман.
Тогда же молодому матросу давалась команда натянуть провисшую нитку. А при всплытии находящийся в состоянии упругой деформации прочный корпус вновь разжимается, приобретает свой первоначальный объем, и нитка рвется. Тут же со стороны старейшин следует разъяснение:
— Видите, это корпус разжимается, значит, сталь распрямляется.
Тогда у молодых матросов чувство страха сменяется радостью выживания.
Вывод: Радость выживания утверждает в душе самое прекрасное настроение — минование грозящей опасности.
К этому выводу хочется добавить, два момента, следующих из испытания, называемого «Посвящение в подводники». Первый — понимание того, что ситуация оказалась не смертельной и что впредь ее бояться не стоит. Второй — человек убеждается, что владеет собой, умеет укротить свои ощущения, что его воля сильнее инстинктов и, значит, он всегда найдет выход из трудного положения. Последнее особенно важно, ибо тут осознанно уверенность в себе соединяется с волей к жизни, что делает человека спокойным и неуязвимым.
«31 июля 1979 г.
Проверка экипажа О. Г. Чефонова».
На РПК СН «К-523» выявлено семь недочетов и сделано столько же замечаний, при этом установлено, что мичман Виктор Васильевич Киданов нетвердо знал свою книжку «Боевой номер». За все надо платить, в том числе и за противодействие, оказанное мне при предшествующей проверке.
Морские байки
Еще одна морская байка. Насколько мне известно, этот презабавный случай произошел в Дальневосточном пароходстве, у гражданских моряков. Одно хоть и гражданское, но очень даже героическое судно находилось в море и каким-то образом обронило, то есть потеряло, якорь. Утрата якоря — событие весьма постыдное для моряков, и по степени этого самого позора может сравниться, наверное, с рукотворной посадкой на мель в ясную погоду. Кроме стыда моряки доблестного судна имели еще один побудительный мотив, чтобы попытаться избежать позора: они должны были и очень хотели после рейса уйти в отпуск.
Здесь несведущим нужно пояснить, что был утрачен якорь Холла. Это не фамилия владельца. Якорь Холла — один из распространенных типов якорей с качающимися лапами. В настоящее время он вытесняется более совершенными конструкциями, однако сам его принцип до сих пор остается основополагающим. Есть также, например, якорь Матросова, адмиралтейский якорь. Но это же не значит, что он принадлежит дядьке по фамилии Матросов или какому-нибудь адмиралу, — просто якорь так называется. Хотя я уже представил себе, как некий бравый адмирал ходит с тяжеленным якорьком подмышкой и, когда его никто не видит, чешет им у себя какое-нибудь труднодоступное место, и рассмеялся.
Выводы: Известно, что смех укрепляет нервную систему. Но лучше смеяться над собой, чем над людьми, которые к этому не стремятся и могут этого не понять. В этом смысле надо проявлять осторожность и остроумие при придумывании приколов, чтобы не унизить человека или не подвергнуть глумлению.
Лучше всего смеяться над проказами собственного воображения, это в любом случае не грешно.
В общем, пока экипаж был в море, кому-то пришла мысль, сделать макет этого злополучного якоря, повесить его на место под клюзом и вся недолга. И потом, кто к этому якорю присматриваться-то будет? Типа, хочешь что-то спрятать, положи на видное место. Тем более что на судне их два. Да и к пирсу можно встать бортом не с поддельным, а с настоящим якорем, чтоб все на него могли налюбоваться. И здесь между словом и делом дистанция оказалась на редкость наикратчайшей. Ну, из папье-маше его делать не стали, этот материал плохо сочетается с водой и отпал сам собой. Поэтому якорь сколотили из дерева, выкрасили, как положено, в черный цвет и прикрепили к якорной цепи. Все готово. Не отличить от настоящего!
Пришли в порт приписки, быстренько-быстренько судно передали в нужные руки. В общем, обтяпали дельце чин-чинарем. И все члены экипажа дружно улизнули в отпуск.
Не знаю, сколько времени это судно утюжило моря и океаны, сколько миль оно пропахало по водным просторам с деревянным якорем, но рано или поздно всему приходит конец. Вот и этому обману он настал. Где и когда, по прошествии какого времени — неизвестно, но однажды появилась нужда встать именно на этот якорь, фальшивый. Прозвучала команда:
— Отдать якорь! Столько-то метров якорной цепи вытравить.
Приказано — сделано. Якорь отдали, а цепь траванули. Правда, в этом случае дистанция между словом и делом устремилась к бесконечности, как у загибающегося марафонца. Ведь очевидно, что на деревянный якорь встать невозможно.
Якорь бросили в воду, а он как сволочь фашистская да к тому же еще и продажная взял да тут же и всплыл. Разумеется, якорь под тяжестью неслабой цепи, конечно, не всплыл, это ж, понятное дело, для красного словца присовокуплено. Зато нетрудно себе представить шок всей команды, а в особенности капитана. И все же интересно как он отнесся к факту этого подлого обмана: был взбешен и раздосадован или с юмором — посмеялся себе в усы или бороду? Допускаю, что присутствовали оба состояния, разумеется, не одновременно, а с какой-то разбежкой во времени.