Правда, не совсем понятно, зачем вообще кого-то надо было посылать, ведь на борту того же ракетоносца имелся свой минер, и точно такого же государственного знака качества. В подтверждение чего наверняка у него в кармане лежал диплом об окончании минно-торпедного факультета высшего военно-морского училища. Георгий Александрович, наверное, был послан, чтобы, как у врачей на консилиуме, помочь принять коллегиальное решение при идентификации добытого из моря «улова». Не знаю, насколько правильным оказался вывод, однако во всеуслышание было объявлено, что, во-первых, мина оказалась советского производства, во-вторых, практической, то бишь учебной, а в-третьих, имела наименование — изделие - «РМ-2Г», что в переводе на человеческий язык означает — реактивная мина второй модификации, глубинная.
Кстати про подобную мину я слышал байку, что вот таким же образом аналогично утраченная мина попала в какую-то водяную воронку, а затем случайно была выловлена американцами, которые содрав наше устройство, породили свой клон под названием «Кэптор».
Экипаж А. И. Колодина — ком. БЧ-3 П. И. Мокрушин, старшина команды Л. Д. Антипов, старший торпедист В. Л. Мининберг.
Экипаж О. В. Соловьева — ком. БЧ-3 В. Н. Володькин».
Несмотря на нахождение подводных лодок на боевой службе, экипажи других подводных крейсеров, здесь перечисленных, сдавали экзамены на классность. В данном случае это были офицерский и мичманский составы без участия моряков срочной службы.
«29 октября 1979 г.
На 30 октября:
Вручить удостоверения делегатам комсомольской организации.
Эти удостоверения имели вполне конкретное и исторически сложившееся название «мандат» и были выданы участникам комсомольской конференции. Мне достался мандат за № 17. Затем аналогичный мандат с № 126 был вручен для участия в комсомольской конференции 4-й флотилии.
Я также избирался участником партийных конференций 21-й дивизии, а затем 4-й флотилии.
На первой партийной конференции флотилии под занавес случился, можно сказать, неудобный момент. Когда исчерпалась повестка дня и было объявлено о закрытии конференции, президиум встал и запел «Интернационал», чтобы своим примером зажечь аудиторию. Сидящие в зале тоже поднялись, но тут оказалось, что многие из них не знают слов, которые надо петь. Единодушия не получилось, партийный гимн прозвучал нечетко и невыразительно. Это был удар по организаторам, которые обязаны были пригласить певцов-профессионалов для задания тона в его исполнении, как это делалось повсеместно. Но если не было такой возможности, то хотя бы распечатали и роздали его текст.
Политотделы, командование объединения и обоих соединений были возмущены такой подготовкой конференции. Делегаты, кто смущенно улыбаясь, кто просто посмеиваясь, продолжали петь, заполняя текстовые лакуны мурлыканием. Что из этого получилось можно догадаться. Дома я не удержался и рассказал об этом жене, на что она ответила:
— Какие же вы коммунисты, если не знаете слов «Интернационала»?
Вывод: Если ты уважаешь дело, которому посвящаешь свое время, часть своей жизни, то должен также чтить его символы и атрибутику. В противном случае ты будешь демонстрировать неуважение к себе и бросать тень недоверия на то, чем занимаешься.
Конечно, она была права. Полученный негативный опыт сотрудниками политотдела в будущем был учтен. Во избежание подобного инцидента на следующий год каждому делегату конференции был вручен блокнот с логотипом и с текстом «Интернационала». И завершение очередного партийного форума произошло гладко и достойно.
На сегодня:
Проверка А. В. Авдеева».
Второй экипаж РПК СН «К-500» под единоначалием капитана 1-го ранга Анатолия Владимировича Авдеева получил в пользование нашу подводную лодку «К-523», поэтому положение дел по матчасти мне было доподлинно известно — они получили шесть замечаний. Командиром БЧ-3 был старший лейтенант Георгий Александрович Кольцов. Старшина команды торпедистов — на год моложе меня, земляк, родом из Слуцка — мичман Виктор Иосифович Шахрай тоже был выпускником Школы техников в Ленинграде. Но мы вместе не учились, так как я на год опережал его. Окончив впоследствии высшее военно-морское училище, он дослужился до помощника командира подводной лодки. Ныне это уважаемый капитан 3-го ранга запаса. Уже после моей службы, в начале-середине девяностых годов, мы случайно встретились в районе минского железнодорожного вокзала. Встреча оказалась насколько неожиданной, настолько и радостной. В последний раз мы с ним разговаривали в ноябре 2003 года — по телефону. К сожалению, разговор получился не такой, как хотелось бы. Как я понял, Виктор Иосифович был то ли уставший после охоты, то ли просто без настроения. На этом же корабле старшими торпедистами служили мичманы Сергей Михайлович Марков и Андрей Петрович Стефаненков.
Наблюдательные подводники обратили внимание на интересное совпадение фамилий в этом экипаже, отражающих иерархическую подчиненность их владельцев: командир корабля — Авдеев, а старший матрос — Авдиёнок.
«15 ноября 1979 г.
Автобиография в 4-х экземплярах.
Заполнить таблицу учета тренировок по следующим показателям: общее количество тренировок; командир; СПК (старший помощник командира подводной лодки); СПК БУ (старший помощник командира по боевому управлению подводной лодки); ВО (вахтенный офицер подводной лодки); торпедный расчет».
Посетив учебный центр, я из журнала учета сделал выписки о количестве произведенных тренировок.
Экипаж А. И. Колодина:
командир — 6;
СПК — 6;
СПК БУ — 3;
вахтенные офицеры — 6;
торпедный расчет — 4.
Экипаж Г. М. Щербатюка:
командир — 1;
торпедный расчет — 1.
Экипаж Н. М. Зверева (бывший командир В. А. Шпирко):
командир — 4;
СПК — 1;
СПК БУ — 1;
торпедный расчет — 2.
Экипаж А. В. Авдеева:
командир — 5;
торпедный расчет — 3.
Экипаж О. Г. Чефонова:
командир — 3.
Худо-бедно, но все наличествующие экипажи, хоть их и отвлекали на различного рода работы, наряды и прочие мероприятия, регулярно посещали кабинет торпедной стрельбы, где проводили тренировки командирского состава и торпедных расчетов. Точно не помню, за какой период здесь представлены сведения, думаю, что за неделю.
Рождение Филиппа
В ноябре 1979 года родился сын Филипп. Условия для ухода за ребенком в пос. Тихоокеанском были не самые лучшие, поэтому через несколько месяцев жена с ним улетела в Минск. Филиппу было менее полугода, когда он на самолете преодолел расстояние в десять тысяч километров. И так получилось, что после этого ни сына, ни жены я не видел больше года. Для моряков это не является из ряда вон выходящим фактом — просто кому как повезет. Хотя я сильно не переживал, так как на сей счет у меня была своя теория: чем дольше не видишь любимого человека, тем радостней потом встреча; и чем ближе разлука, тем больше ценишь каждый миг общения.
«30 ноября 1979 г.
Проверка экипажа В. В. Морозова.
Незадолго до этого в нашу дивизию прибыл с Камчатки экипаж ракетного подводного крейсера стратегического назначения такого же проекта «К-477» (в/ч 63921-I), которым командовал капитан 1-го ранга Виталий Васильевич Морозов. Командиром БЧ-3 там был капитан-лейтенант Александр Тимофеевич Матора, старшиной команды торпедистов мичман З. А. Кирасиров и старшие торпедисты мичман И. В. Якунин и старший матрос Ф. С. Хужаяхметов.
Понятно, что в первом отсеке находились отдельные элементы скарба и обмундирования членов экипажа. Поэтому проверки как таковой не было — убедился в том, что матчасть в порядке.
Экипаж как экипаж, естественно у офицеров и мичманов там нашлись знакомые однокашники и сослуживцы. Пошел обмен информацией. Я узнал, что на Камчатке ведро картошки, где она была привозной, стоило 20 рублей, а в Минске, где ее выращивали, не дороже одного рубля. А теперь, когда все везде привозное, цены везде одинаковы. Да еще и все в равной мере невкусное. Смех сквозь слезы! А с капитаном 1-го ранга Виталием Васильевичем Морозовым мне довелось встретиться осенью 2003 года в Санкт-Петербурге, где мы отмечали 25-ю годовщину образования 4-й флотилии атомных подводных лодок. После коллективной гулянки мы вчетвером — наш командир контр-адмирал Олег Герасимович Чефонов, его дочь Елена, Виталий Васильевич и я — зашли в кафешку, где еще накатили по соточке и хорошо посидели, поговорили «за жисть».