Капырин — наш однокашник по Школе техников 506-го Учебного Краснознаменного отряда подводного плавания в Ленинграде — был повыше меня ростом, крепкого, сбитого телосложения, любил поболтать не только на служебные, но и на вольные темы. Видно, Николаю «в наказание» был предоставлен Капырин, как и мне в свое время по распределению достался Киданов (или я ему). Если мы с Черным большую часть свободного времени проводили вместе, то с Капыриным — никогда. Моя память не сохранила о нем не только ничего хорошего, но и никаких биографических сведений.
Командир РПК СН «К-497», капитан 2-го ранга Григорий Михайлович Щербатюк на своем посту сменил капитана 1-го ранга Олега Васильевича Соловьева. Григорий Михайлович принадлежал к тем мужчинам, которым на вид всегда около сорока лет. Был он среднего роста, обыкновенного телосложения, уравновешенный и очень спокойный, хороший командир.
В этой связи интересно свидетельство Владимира Ивановича Мительмана, который был интендантом и в дальних походах вместе с командиром в первую боевую смену нес вахту на главном командном посту (ГКП). В обязанности интенданта входило ведение вахтенного журнала, где он должен был фиксировать все события, происходящие с кораблем и экипажем в море. Эту работу можно сравнить с тем, что делает летописец. Вот Владимир Иванович и был биографом боевой единицы флота. Работа эта будто бы простая, однако она требовала точности и педантизма, ведь в море может всякое произойти, и тогда, при разборе происшествия на берегу, изучают и анализируют записи вахтенного журнала. Поэтому Владимир Иванович был очевидцем чуть ли не всех событий, происходивших на главном посту «К-497». Естественно, обстановка на корабле, как и царящая на ГКП, во многом зависит от командира, его психологических свойств и черт характера. И то, насколько командир уравновешен и деловит, правильно себя ведет, зависит эффективность выполнения боевых задач.
Таким образом, Григорий Михайлович Щербатюк во второй экипаж «К-497» тоже внес одну свою положительную особенность. Все началось с того, что во время ночной вахты, в 02.00, прямо на ГКП он иногда делал физическую зарядку, подключая к ней весь пост. А потом эта традиция привилась всему экипажу, так как при унылом однообразии боевой службы в ночное время взбадривала личный состав.
Со стороны Григория Михайловича я в свой адрес чувствовал только уважение, возможно, это было из-за того, что я перешел из штаба. В мою бытность службы на корабле ему было присвоено звание капитана 1-го ранга. Надо сказать, что в экипаже Григория Михайловича мичманам предоставлялось гораздо больше свободного времени, чем на «К-523». Я сразу почувствовал это, несмотря на то что пришел из штаба, где эта вольница чувствуется еще более. Ракетоносец «К-497» сошел со стапелей комсомольского завода пораньше, чем «К-523», поэтому и костяк мичманского состава там был образован солидней и постарше, их больше было из ленинградской Школы техников. Да и жизнь на этом корабле уже успела войти в обычное размеренное русло. Здесь чаще практиковался «сход на берег», а значит, совместные выходы на природу, поездки во Владивосток и Находку.
Как-то в середине недели мы с Николаем Черным и еще парой мичманов гуляли по Владивостоку и зашли не то в кафе, не то в бар. Ребята взяли каждому по паре бокалов пива и к нему ассорти из разных видов рыбы и прочей морской снеди. День был рабочий, кафешка полупустая, торопиться было некуда. Сидели мы без напряга и спешки, и я не заметил, как под прекрасную рыбную закуску выпил бокал пива, а затем, и второй. Я был удивлен, так как пива не пил вообще.
На Дальнем Востоке почти все мужчины и женщины пили спирт, так как водка была дефицитным товаром. Дешево и сердито. Относительно дешево, но что сердито, то сердито. Бывало, переберешь этого сердитого продукта, а на следующий день попил водички, разбавил в желудке вчерашний спирт и снова чувствуешь себя так, как будто употребил свежую порцию выпивки. Для страдающих алкогольным синдромом — мировой опохмел. Огненный напиток продавался в магазинах под названием «Спирт питьевой». На лодке технический спирт получали для ухода за техникой, но зачастую он шел также на протирку луженых глоток выпивающих людей. И вообще спирт на Дальнем Востоке — это совершенно не то же, что водка в Европе (европейской части СССР). Он четко отражал характер отношений между людьми и был реальной валютой, которая свободно конвертировалась в денежные знаки, а тем более в любой товар или вид услуг. Особенно эта валюта господствовала на судоремонтных и прочих заводах. Во время отдыха на берегу мы с Николаем Черным брали поллитровку «Спирта питьевого» и в компании друзей и девушек снимали праведно нажитые на ниве подводницкой службы напряжение и стрессы.
Как-то под мирные переливы спиритус вини я познакомился в поселке Большой Камень с одной, скажу прямо, не очень красивой, но достаточно умной и интересной женщиной. От выпитого, от содержательных бесед с нею на разные темы мне стало уютно и тепло. К концу нашей беседы я уже не замечал ее некрасивости и был весьма благодушно настроен и с большим интересом к ней расположен. В этой женщине я уже видел не только ее прекрасную душу, но трансформированную в некое подобие симпатичности оболочку. И ею уже готов был даже соблазниться. Впрочем, эта история своего развития не имела. Так что я с готовностью подписываюсь под истиной: «Нет некрасивых женщин, а есть мало водки».
В экипаже Григория Михайловича Щербатюка был мичман Сергей Осадчук родом из Ленинграда, высокий парень подтянутого телосложения, которого все почему-то звали Лосем или Сохатым. Сергей за награду в виде прозвища не обижался. Хотя было в нем что-то такое — некоторая неторопливость, грация и какая-то ленивая сила. При этом он был добр, я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос, а если это происходило, то выглядело настолько несерьезно и мило, что было очевидно — Сергей никогда кулаком в лицо не залезет и дурного слова не скажет. И этого не произойдет, даже если ему зло наступят на мозоль. Сергей и Николай были выпускниками ленинградской Школы техников, оба поддерживали более чем приятельские отношения.
Друзья мои дорогие, где вы?!
Женатый холостяк
Как-то летом к Сергею Осадчуку приехали его знакомые молодые, симпатичные девушки Гуля и Ира из Ленинграда. Это событие в мичманском составе экипажа, с которым я общался, подняло настроение на порядок выше ординара. Ира, слегка зажатая и чуть менее компанейская, чем ее подруга, мне запомнилась. А общительная и более симпатичная Гуля, которая была моложе меня лет на пять, понравилась. Помню, ей в женихи прочили одного из парней, мичмана из экипажа «К-497», к которому она на смотрины, наверное, и приехала.
Наша компания, куда кроме Сергея и Николая входили Михаил Назин из сибирского города Искитим, Юрий Тимофеевич Филот из Молдавии и другие, замечательно проводила время, в основном это были совместные прогулки по холмам и подлескам или по Тихоокеанскому. При этом для настроения нам не требовалось спиртного. Получилось так, что у нас с Гулей нашлось много общего, и большую часть времени мы проводили вместе. Нечаянно возникшая взаимная симпатия добавила интереса в наше общение и сообщила ему налет романтической увлеченности. Поэтому Гулин кандидат в женихи как-то незаметно отошел на второй план и, понимая, что со стороны желанной особы к нему интерес утрачен, незаметно оказался в тени. А мы с Гулей продолжали общаться в компании, специально ни от кого не уединяясь, за исключением ее проводов домой, но и тогда продолжались разговоры на интересующие нас темы. Никто из нас событий не форсировал, хотя я понимал, что нравлюсь замечательной девушке, которая ко всему прочему от меня чего-то ждет. Возможно, я в этой ситуации не оправдал ее надежд. Ведь я был женат, и серьезных намерений иметь не мог, да и портить прекрасные отношения тривиальной интрижкой не хотелось. Однако Гуля меня привлекала восхитительным очарованием и милой непосредственностью.