Обнимая торпеду
В 1981 году с экипажем капитана 2-го ранга Григория Михайловича Щербатюка я сходил во вторую автономку, она же для меня стала последней. Служба как служба, сходили на полную автономность — 78 суток. Ничего особенного не случилось, вернулись все невредимыми и здоровыми. Если не считать того, что командир во время обхода корабля обнаружил неисправность одного из агрегатов, допущенную по недосмотру вахтенного отсека. Этот недосмотр мог привести к небольшому взрыву, который наверняка повлек бы за собой плачевные последствия.
И еще. Одному из мичманов (мой годок и, кажется, выпускник Школы техников 506-го УКОППа) после помывки в душе пятого отсека стало плохо. В результате он потерял сознание или оказался в обмороке, благо, рядом находился моряк, который подхватил его, уже начавшего падать, подмышки. Конечно в пятом отсеке, где великое множество выступающих краев, штырей, углов и штоков, он мог нанести себе как минимум физическую травму. Думаю, потеря сознания оказалась следствием увеличенной доли вредных примесей в атмосфере отсека, усугубленной душем. Когда мичман распарился, произошла стимуляция кровеносной системы, и вредные примеси «хорошо» усвоились организмом.
В экипаже Григория Михайловича Щербатюка служил не то старший лейтенант, не то капитан-лейтенант, к сожалению, фамилии не запомнил, который, по разговорам, был сыном начальника штаба Вооруженных Сил Варшавского договора. В этом ничего неординарного нет, так как, например, одним экипажем нашей дивизии командовал капитан 1-го ранга Анатолий Павлович Еременко, внук известного маршала. Да и мичман Баграмян Михаил Михайлович был родственником другого известного маршала, хотя не афишировал это. Другое дело, что в ситуации с сыном действующего военачальника имелась одна существенная деталь. Отпрыск, по характеру замечательный парень — спокойный, уважительный, имеющий чувство такта, страдал старой как мир пагубой — пристрастием к алкоголю. Как-то, когда корабль стоял на базе у пирса и я находился на вахте, ко мне на торпедную палубу, в люк, просунулся этот влиятельный любитель спиртного и с просящей ноткой в голосе спросил:
— Алексей, может, у тебя есть спирт?
К ядерной дубине страны я был допущен, а к менее важным стратегическим материалам — нет, поэтому вынужден был отказать ему:
— К сожалению, ничем помочь не могу, так как спирт мне не доверяют.
Кстати, это единственный известный мне случай в практике, когда кто-то собирался употребить спиртное на корабле.
На дивизии всем было известно, что отец, зная за сыном эту слабость, упросил флотское командование загрузить его морями так, чтобы у него не было времени спиться. И это пожелание в нашей дивизии добросовестно исполнялось. По тем же разговорам было известно, что из морей страдалец просто не вылазил. Только придет из автономки, как его тут же откомандировывали на другой корабль, уходящий в дальний поход. Говорят, что парень перевоспитался и так вошел в роль «автономщика», что на предложение уйти на сухопутную должность с повышением, просто отказался.
Сразу после дальнего похода мы пришвартовались только для получения практических торпед и тут же опять вышли в море для выполнения учебных стрельб. Успешно «пальнув» по учебному противнику, наша лодка всплыла, чтобы принять участие в поисках своей же выпущенной торпеды.
Свободные от вахты курильщики, воспользовавшись ситуацией, заняли свое «штатное» место в ограждении рубки, чтобы «в сердце вставить сигаретку». Несколько человек, в том числе и я с Николаем Черным, с разрешения командира поднялись на мостик. Там мы как заядлые театралы заняли места на «галерке», на ограждении рубки, и с учетом этого оказались даже выше комсостава. Стояла замечательная осенняя погода, с максимальной видимостью, и мы, глядя поверх голов командования подводной лодки, любовались ясным морем и заодно дышали свежим воздухом.
У меня же, наверное, от свежего морского воздуха прорезался инстинкт охотника, и я подключился к процессу поиска торпеды. Исходя из собственного опыта участия в подобных мероприятиях, я знал, что подводная лодка идет в точку залпа, где осуществляет поиск выпущенной из своего чрева торпеды. Поэтому если хочешь первым обнаружить цель поиска, то надо смотреть прямо по курсу. Командир верхней вахты нарезал сектора обзора для поиска торпеды, кому по курсу, кому по левому, кому по правому борту. Ну а я, зная, что искать торпеду нужно прямо по курсу, своим бдительным оком уставился вперед. При этом я обратил внимание, что бинокль «бесхозно», никем не востребованный, без дела, бездарно простаивает на своем месте. И я попросил передать его мне. Усиленное как минимум в семь крат зрение я нацелил прямо по ходу движения ракетоносца и почти сразу обнаружил вожделенный объект в виде красно-белой полосатой полусферы, равномерно раскачивающейся, то появляющейся над волной, то за ней же прячущейся.
Убедившись, что торпеда находится прямо по курсу и что мы с ней ни при каких обстоятельствах не разминемся, я передал командирский бинокль Николаю Черному, чтобы он тоже увидел мирно «купающуюся» торпеду. Я не видел оснований поднимать панику банальным возгласом типа: «Эврика!» или «Торпедус электрикус!», или еще более тривиальным «Вижу торпеду!». Публика на «галерке», спокойно наблюдая за торпедой, лениво обменивалась замечаниями и репликами.
Так как мы шли не самым быстрым ходом, а торпеда находилась далеко, то невооруженным глазом была все еще не видна. Через какое-то время командир корабля Григорий Михайлович Щербатюк нервно крутанув головой чуть ли не на все 360 градусов, обращаясь сразу ко всем, с легкой тревогой в голосе вопросил:
— Ну, где эта торпеда? Кто-нибудь ее видит?
Торпеда — это дорогое удовольствие даже для такого богатого государства, каким был Советский Союз, который на вооружение армии и флота не скупился. Так, в некоторых образцах электрических торпед использовалась аккумуляторная батарея, где отдельные комплектующие были изготовлены из серебра, как например СЦА-240. СЦА — означает серебряно-цинковая, ампульная. Поэтому практические торпеды использовались многократно, а ее утрата расценивалась как ЧП. Практическая стрельба является венцом боевой подготовки как торпедных расчетов, так и комсостава. И пусть стрельба будет даже самой классной, но если торпеду не поймали, то тень падает как на организацию стрельбы, так и на непосредственных исполнителей — личный состав минно-торпедной части и, разумеется, командование корабля. Поэтому первого увидевшего торпеду моряка срочной службы традиционно награждали заветным внеочередным отпуском на родину. Зато офицеры и мичманы удовлетворялись моральным стимулом — устной похвалой командования.
Итак, прозвучал вопрос командира, и он требовал ответа. Тут же прямо как в театре самая отзывчивая и эмоциональная публика на «галерке» живо загалдела:
— Да вон она! Прямо по курсу!
Командир:
— Дайте бинокль посмотреть.
Морская оптика была передана в руки ее законного владельца. Командир вцепился взором в море и, не отрывая взгляд от бинокуляра, вопрос ребром:
— Кто первый увидел?
— Алексей Ловкачев! — хором сдали меня товарищи.
Командир довольный тем, что торпеда у него «в кармане» и уже в хорошем настроении, с улыбкой на устах похвалил меня, добавив:
— Алексей, ты же настоящий моряк! Оставайся служить.
Дело в том, что к тому времени уже пришел приказ о реорганизации штатной численности на ракетных подводных крейсерах стратегического назначения 667Б проекта, согласно которому моя должность из мичманской переходила в матросскую. В этой ситуации я должен был освободить должность переходом на другую или уволиться в запас. К тому времени мною уже был определен путь на гражданку — я решил вернуться в Минск и идти работать в милицию. И естественно ни от кого своего решения не скрывал.
Командир продолжил:
— Алексей, найдем мы тебе хорошую должность, — это сватание прозвучало примерно как шутка, которую все знают: «Да не переживай, найдем мы тебе хорошую бабу». Идентичное звучание. И далее командир продолжил: — На нашем корабле сам себе выберешь любую свободную.
На мостике кроме командира находился помощник флагманского минера 4-й флотилии подводных лодок, к сожалению, фамилия в памяти не сохранилась, который также решил поучаствовать в «аукционе», чтобы перехватить «ценный лот»:
— Да зачем ему менять специальность! Пусть остается кем был, разве мы ему не найдем подходящей должности на всей флотилии?