— Не стесняйся, — подтолкнул его Егор в помещение ближе к камину и уютным диванам. — Знакомься: Василий.
Темноволосый парень в кремовом джемпере отвесил галантно-насмешливый поклон, с прищуром разглядывая гостя.
— Алеша.
Худой парень с огромными серыми глазами задумчиво вглядывался в содержимое пузатого бокала и не обратил внимания на Вадима.
— Ларион.
Жгучий брюнет с полосатым галстуком на крепкой шее щедро улыбнулся и пожал ладонь.
— Костя.
Мужчина в строгом костюме кивнул, но с дивана не встал. Обнимающая его длинноволосая блондинка в блестящем платье заинтересованно оглядела Вадима и улыбнулась:
— Катя, — пропела томно.
— Лиля и Света, — представил Егор двух шатенок, стоящих у камина.
— А я Марина, — вынырнула откуда-то из-за плеча Вадима большеглазая кудрявая девушка в длинном вечернем платье.
Он почти не пил — пару фужеров шампанского и только благодаря настойчивости Марины, что взялась ухаживать за ним. Однако чувствовал себя основательно пьяным. Ему было хорошо и вольготно: он танцевал то с Катей, то с Лилей, но чаще с Мариной. Как ему казалось, делал весьма удачные комплименты девушкам и поддерживал разговор с мужчинами. К ночи Егор засобирался домой.
— Тебе тоже пора, — толкнул Вадима в плечо. Тот с трудом сфокусировал взгляд на лице брата и, не успев сообразить, о чем речь, услышал ответ, что дала за него Марина:
— Пусть Вадим останется, Егор. Ты же видишь, он не хочет уезжать. Да, Вадим?
Парень согласно кивнул, впрочем, не понимая, на что согласился.
Егор подозрительно оглядел его и попросил:
— Большей не пей. Может, все-таки домой?
— Нет, — обнял Марину Вадим, думая, что обнимает Иру. Брат с сомнением посмотрел на девушку, потом опять на парня и нехотя согласился:
— Ладно, оставайся. Я поехал. Утром дома появись.
— Ага, — засмеялся парень: до чего Егор заботлив! — смешно…
Последнее, что запомнил Вадим: как отъезжала от крыльца волга, светя фарами на засыпанный пожухлой листвой асфальт, вычерчивая желтые кривые в темноте. Потом высокий фужер с пузырящейся жидкостью и длинные пальцы с красными ногтями.
Очнулся он оттого, что кто-то настойчиво тормошил его. Вадим с трудом разлепил веки и уставился на незнакомого усатого мужчину.
— Все, выспался, считай, на мягком. Вставай, — пробасило над ухом. Парень приподнялся и, застонав, сжал ладонями виски. Сел, жмурясь то ли от резкого света, то ли от жуткой боли, раскалывающей голову. Он пытался понять, где находится, у кого, кто эти люди, что толпятся вокруг, и отчего все галдят?
Ему в лицо полетела одежда. Он, слабо соображая, что делает, натянул брюки и понял что они не его: минимум на размер больше, к тому же и без ремня.
Вадим огляделся, поддерживая одной рукой брюки, другой голову, и хотел спросить: где его одежда, где он сам и что происходит. Увидел, что усатый в милицейской форме. Сообразил, что тот не просто так расположился за столом, как хозяин, и спросил:
— Что-то случилось?
— Это ты нам сейчас, милок, и поведаешь, — прищурился усатый. Еще один милиционер сунул в лицо Вадима его брюки и рубашку:
— Ваше?
— А?.. Да… — протянул руку, желая забрать, но мужчина отдал одежду еще одному милиционеру, хмуро бросив:
— Вещдок.
— Кто? — не понял Вадим. Качнулся, пытаясь уследить за передвижением представителей правопорядка. А те уже сдирали с широкой постели простынь, заглядывали под кровать, сновали по комнате с самым деятельным видом.
— Что происходит? — скривился в попытке понять парень.
— Не помните? — скрипнула злость в голосе усатого. Вадим уставился на него:
— Нет. Я что кого-то убил?
— А могли?
— Нет.
— Садитесь, — указал милиционер на стул у стола и кивнул своему товарищу. — Сань дай ему какую-нибудь рубашку.
— Боевые раны прикрыть? — криво усмехнулся тот, кого назвали Сашей. Вадим непонимающе нахмурился, посмотрел на себя и замер: от плеч до груди шли красные ровные полосы, царапки, синеватые пятна. Попытка вспомнить, где он раны получил, ни к чему не привела — в памяти было пусто.
— Я что в клетку с тигром ночью залез? — спросил сам себя.
— Почти, — хмыкнул третий милиционер, моложе остальных, и подтолкнул парня к столу, кинув в руки мятую рубашку.
— Не моя, — заметил Вадим.
— Твоя на экспертизу пойдет, милок, — с презрением процедил усатый. Взял в руку ручку и давай спрашивать, что-то царапая на листах бумаги. — Имя, отчество, фамилия. Год рождения. Где прописан. Паспорт с собой?
— А? — сильней нахмурился Вадим, хлопнулся на стул напротив служаки. — Нет, дома.
— Зовут как?
— Кого?
— Тебя!
— Вадим…
— Фамилия, отчество?
— А?.. Греков, — черт, а отчество зачем?.. И какое? — Что происходит?
— Отчество?!
— Греков… Аркадьевич. Вадим Аркадьевич Греков. А что произошло?
— Вам знакома гражданка Селезнева Марина Игоревна?
— Кто это?.. А должна быть знакома?
— Сегодня ночью вами была изнасилована гражданка…
— Чего сделана?! — не поверил своим ушам Греков.
— Изнасилована тобой, подонком! Зальют глаза и мозги, а потом: чего, кого, как?! Ничего, сейчас тебе в камере быстро все подробности расскажут, а заодно научат, как себя с женщинами вести! Давайте-ка его, голубчика, на выход, — кивнул подручным лейтенант.
— Подождите!.. Мужики!.. Да, не мог я!! Вы что?! — запаниковал Вадим, вскочил.
— Сопротивляться? — процедил усатый и ударил парня в живот. Греков охнул, согнувшись, и получил локтем по шее. На руках за спиной защелкнулись наручники.
— Я ничего не понимаю, не понимаю, — в отупении шептал Вадим, боясь смотреть на брата.
— Не мямли, Вадим! Знаешь, чего мне стоило пробиться к тебе? Да ты знаешь, что к подследственным вообще не пускают?! Говори четко: что было, ну?!
— Да не помню я! Ни черта не помню! Одно знаю: не мог я ее изнасиловать, не мог!!
— Тихо! — Егор с опаской покосился на охранников и вновь качнулся к брату за решеткой. — Короче, слушай и запоминай: ничего не было. Не бы-ло!
— Экспертиза…
— Не твоя забота!… Я вытащу тебя, слышишь? Вытащу, только не кисни и ничего не подписывай. Так и говори — не было, не помню. Адвокат уже разговаривает со следователем…
— Господи, Иринка же узнает, — обхватил голову руками Вадим.
— Уже.
— И что?! — вскинулся парень. — Она верит? Скажи ей, что это не правда, передай, что я не мог… я ее люблю, Егор! Я не мог!…
— Тихо ты! Мог — не мог — все уже знают. Адвокат, думаешь, у меня в кармане сидел?
— Лев Михайлович? — стыд-то какой! Мама! — застонал парень, скривился, еле сдерживая слезы. Все, прощай нормальная жизнь, Ирочка… Нет, она должна понять, должна сообразить, что он не насильник!
— Гвиденко его знакомый. Молодой еще, но матерый. Обещал вытащить. Слушай его! — поморщился Егор то ли от ненависти к брату, то ли от жалости. — Бога душу, Вадим! Как ты мог?! Как ты мог?
— Передай Ире, Егор…
— Да какая Ира, к чертям! Тебе срок светит, идиот!
— Ну, что, молодой человек? Не хорошее дельце-то, тухлое, я бы сказал. Но да потянем время, глядишь, оно нам на руку и сыграет, — сложив замком руки на столе, пропел адвокат, ухоженный мужчина лет тридцати. Пахло от него дорогим табаком и не менее дорогим одеколоном. Вадиму не нравился этот запах. Как впрочем, и сам адвокат: ухмылка, масляный взгляд, дорогой костюм. Греков чувствовал себя холопом, явившимся по зову барина. И понимал, что выхода у него нет. Нужно смириться, потому что нужно выбраться отсюда во чтобы-то ни стало, встретиться с Ирой, объяснить ей чудовищность произошедшего, заверить, уверить, что он по-прежнему любит ее, и ни с кем, кроме нее, не был, и быть не мог. Его подставили… Вот только кто и зачем?
— Странностей, конечно, много в твоем деле. За них и будем цепляться. Я уже обратил внимание следователя на некоторые нюансы. Жаль, что ты ничего не помнишь. А может, мне-то поведаешь тайны, скрытые в памяти, а?