Но, пожалуй, верхом лицемерия и ханжества гулаговцев была созданная ими видимость соблюдения нравственности среди заключенных. Ни в коем случае не допускалась и строго каралась связь между мужчиной и женщиной. За долгие годы заключения у многих полностью атрофировалось влечение к противоположному полу. Даже если удавалось выжить и вернуться в свою семью, эти люди уже не способны были к восстановлению прежних супружеских отношений. После отбытия срока наказания и искупления несуществующей вины, они до конца дней своих оказывались под гнетом нового наказания, и ни какая амнистия или реабилитация не в состоянии была снять этот гнет.
Известно, что рабовладельцы Древнего Рима относились более гуманно к своим рабам. Они не лишали их общения с женщинами.
Сами же гулаговцы использовали заключенных женщин для удовлетворения своей похоти и ублажения высокого начальства. При этом жертвами оказывались наиболее скромные, красивые и чистые душой узницы. Их согласия никогда не испрашивалось. Отказ был страшнее смерти.
41. Горных дел мастер
По завершении программы курсов, нас повезли под конвоем на экзамены в шахтоуправление. Комиссия очень придирчиво проверяла степень нашей подготовленности. Всем, кто выдержал экзамен, присвоили звание «горный мастер» и выдали удостоверения с печатью и оценками. В моем удостоверении, которое удалось сохранить, по всем предметам — «пятерки». Меня назначили мастером проходческого участка. На работу и с работы водили под конвоем. В шахте мы облачались во влажную, не просохшую от пота и сырости, черную от угольной пыли спецовку, брали аккумуляторы с фонариком, прикрепленным к каске, и шли в забой. В отличие от донецких шахт, на которых мне довелось работать, здесь не было вертикальных стволов, через которые шахтеры попадают в забой, а оттуда, «на-гора», по ним поднимают добытый уголь. Здесь — дыра в горе. Это вход в шахту, а далее тоннель, ведущий в забои. Уголь в этой шахте добывали буровзрывным способом, — «отпалкой». Здесь вместо отбойных молотков или врубовых машин применялись длинные двухметровые сверла. С их помощью в угольном пласте бурились шпуры — глубокие гнезда, в шпуры закладывалась взрывчатка — патроны аммонита, с запалами, соединенными электропроводами со взрывной машинкой. Подрывник поворачивал рукоятку, раздавался взрыв. Подрывниками в шахте работали только вольнонаемные, зекам не доверяли. Вырванный взрывом уголь грузили в вагонетки и электровозом доставляли на-гора.
Наш проходческий участок занимался пробивкой вентиляционных и откаточных штреков, обеспечивающих работу добычных участков. Условия здесь были намного тяжелее и вреднее для здоровья, чем на добычных участках. Для вольнонаемных заработки здесь были значительно выше и дополнялись «спецжира-ми» (молоко, масло) за вредность. Для нас, заключенных, никаких привилегий не было, и многие из тех, кто попал на проходку, вскоре заболевали силикозом или раком легких, в дополнение к туберкулезу и цинге, постоянным спутникам многих заключенных Заполярья.