Каштанова П. И. из г. Сокола Вологодской обл. спрашивает, куда обратиться за ответом о судьбе брата — Афоничева Николая Ивановича, пропавшего без вести под Харьковом в 1942 году. Она пишет: «...много раз писала по всем адресам, какие сумела достать, но успеха нет. Годы уходят, а следов найти не можем».
Подобных писем из разных городов страны пришло очень много. Ведь действительное, до сих пор скрываемое число погибших в харьковской «мясорубке» превышает в несколько раз официальную цифру.
Наши общие потери в этой операции, включая пленных, пропавших без вести, убитых и раненых, с учетом моей корректировки, составили, как уже упоминалось, почти миллион человек[33].
Мои многолетние поиски оставшихся в живых после этой трагедии были безрезультатны. Только в 1991 году, после выступления по Российскому радио, отозвались трое случайно уцелевших. В том числе наводчик орудия, инвалид войны Лученко Василий Ефимович из города Сочи. Его письмо о тех событиях, о жестокой правде войны провожу почти полностью:
«Пришлось припомнить о том страшном, которое нам, горемыкам, пришлось пережить и перестрадать. В мае 1942 года в составе 399-ю гаубичного артполка я был направлен на фронт. Наш эшелон прибыл на станцию Изюм. От командиров было известно, что наши войска прорвали фронт немцев и нам предстоит вклиниться в прорыв с последующим окружением группировки немецких войск, уничтожением их и взятием города Харькова. Несколько дней мы понемногу наступали, а затем начали обороняться — немец начал бить наших. Появился слух, что мы окружены. Через несколько дней непрерывных боев часть батарейцев вышла из строя, часть в ночное время сдались в плен. Осталось нас на 3 орудия и 3 тягача человек 10—12, не больше. Политрук наш сбежал, но через два дня возвратился, грязный и страшно голодный, без знаков, то есть без кубарей, и петлиц, видимо, хотел сдаться в плен, но побоялся. Вскоре поступила откуда-то команда собраться всем с техникой в определенном месте. Собралось много войск: пехота, артиллерия, кавалеристы. Вскоре присоединились танки. Ночью тронулись в путь. Впереди танки. Какое-то время мы двигались без выстрелов, не встречая сопротивления. Но, когда вышли на возвышенную часть дороги, вдруг спереди немцы открыли огонь по танкам, несколько из них было подбито. После этого огонь был перенесен по всей дороге. Началась паника. Бросив все, оставшиеся в живых бросились, кто куда. Так мы драпали всю оставшуюся ночь. Наутро стали собираться в одно место. Нас оказалось около 600 человек.
В большинстве люди были без оружия. Над нами объявился командир — полковник (4 «шпалы» в петлицах). Под его командованием мы двинулись на прорыв. Нас стали окружать немцы. От них показались трое с белыми флажками. Парламентеры потребовали, чтобы мы сдались, иначе, мол, всем нам капут, но полковник, посоветовавшись с нами, ответил категорическим отказом. Когда парламентеры стали уходить, полковник крикнул: «Кто желает стрельнуть в них из моего парабеллума?» Никто не откликнулся. Тогда к полковнику подошла девушка-фельдшер и сказала «Я хочу выстрелить!» Из его оружия она выстрелила сначала і одного — в спину, а затем нацелилась в другого. Они оба обернулись и двинулись к нам, что-то крича. Девица несколькими выстрелами убила и остальных. Я был потрясен всем виденным, та* как видел такое впервые в жизни. Да и не только я. После такой расправы над парламентерами нас окружили плотным кольцом и загнали в глубь небольшого леска. По громкоговорителю стали предлагать нам сдаться. Мы не выходили. Тогда немец из минометов стал обстреливать наши окраины. Иногда мины попадали в наших. Полковник собрал нас в лощинке, построил, сказал ободряющие слова и приказал всем любыми способами под покровом ночи выходить из леса к своим. Вместе с лейтенантом мы трижды пытались выползти из леса и удрать, но безуспешно. На четвертый раз перед рассветом нам все же удалось покинуть незамеченными лес и пробраться к реке Северный Донец. Миновали две линии обороны, а на третьей нам пришлось туго. В результате я был ранен в голову и грудь осколками гранаты, а затем, когда удирал к реке, две пули нагнали — угодили в ногу, хватило сил добраться до воды, снять сапоги и достичь вплавь берега. Старшина хозпод-разделения, подобравший меня, рассказывал потом, что он ехал на бричке с продуктами и на берегу в воде увидел меня, лежащего без движения, окровавленного, положил на повозку. Подъехав к медпункту он просил взять раненого, но медсестра отказалась, сказала, что он, мол, не нашей части. Тогда старшина пригрозил и сказал, что этот солдат наш, советский, выбрался из окружения. Короче, меня взяли, оказали помощь и отправили в госпиталь.
33
Газета «Московский комсомолец» в статье «Победа: счастье и позор» впервые обнародовала: «Еще большими были потери в Харьковском сражении: более кровопролитной не была ни одна операция в истории войны» (МК. 7.05.94).