Сирены в эту ночь не умолкали. Едва успевал отзвучать сигнал отбоя, как тишину снова взламывала очередная воздушная тревога, и где-то не очень далеко рвались бомбы. Сам лагерь в эту ночь не бомбили, но я представил, каково должно быть там, в Эссене, в самом центре германской военной промышленности.
С наступлением дня началась распродажа живого товара. Среди покупателей были и бауэры, так здесь называли фермеров. Эти выбирали особенно тщательно. Щупали мускулы, заглядывали в рот. Попасть на ферму к бауэру, где нет ни колючей проволоки, ни жестокого лагерного режима, ни бомбежек, считалось большой удачей. Жизнь на ферме не грозила голодной смертью и имелась реальная возможность для побега. И если пробиться на родину через всю Германию и Польшу представлялось маловероятным, то пробраться, например, во Францию или Бельгию было хотя и сложно, но осуществимо. Словом, жизнь на ферме по сравнению с лагерем казалась почти райской. Когда выяснилось, что бауэры отдают предпочтение семейным парам, многие парни и девушки тут же стали заключать словесные брачные союзы. Но больше всего шансов попасть на ферму давало хотя бы небольшое знание немецкого языка. Владение им предоставляло мне возможность выбора. Соблазн был велик. Но меня интересовал только Эссен и я надеялся, что будут «покупатели» и от Круппа. Чтобы попасть туда, я вслушивался в разговоры охранников между собой. Так я узнал, что на днях ожидается отправка большой партии рабочих-специалистов на заводы Круппа в Эссен. Это было как раз то, что мне требовалось. Чтобы не угодить куда-нибудь еще, забрался в самый дальний угол барака и решил не попадаться никому на глаза. Но вскоре меня разыскали мать и дочь из нашего эшелона. Они знали, что в пути мне пришлось обратиться к охранникам по-немецки, когда потребовалась помощь больному из нашего вагона. Мать предложила «пожениться» с ее дочерью, чтобы всей «семьей» втроем попасть к бауэру на ферму. Женщина вкратце рассказала их историю. Они ленинградки, война застала их на Украине. Эвакуироваться не успели и вот попали под отправку в Германию.
Ферма представлялась им единственным спасением. Мать не сомневалась, что и для меня такой вариант был бы наилучшим. Во время нашего разговора я видел только смущенные глаза девушки. Ее лицо и фигуру скрывал большой старушечий платок. Такой наряд не по сезону показался мне весьма странным, но когда мать сняла с нее платок, стало видно, что маскировка была оправданной. Девушка была очень хороша собой. Она не могла не заметить, какое впечатление произвела на меня, и ответила доброй, застенчивой улыбкой. Она совсем смутилась, когда мать сказала, что не против иметь меня зятем и по-настоящему.
Да, это была ирония судьбы. Я вынужден был отказаться от этого доброго и столь заманчивого предложения и даже не мог объяснить им истинную причину отказа.
Крупповские представители не заставили себя долго ждать. Я назвался электриком, и с сотней токарей, металлургов, химиков, энергетиков был отправлен в Эссен, главный город промышленного Рура и конечную цель моего долгого пути.
10. Эссен, лагерь Кремерплатц
В Эссен состав прибыл в конце дня. Солнце едва проглядывало сквозь серо-багряную пелену, нависшую над бесконечным частоколом больших и малых заводских труб. Поезд свернул с магистрали и дальше продвигался уже по внутризаводской ветке. По обеим сторонам возвышались мрачные, без единого окна, стены производственных корпусов высотой с десяток этажей. Казалось, что мы движемся по дну ущелья между неприступными отвесными скалами. Только вместо голубого неба и чистого горного воздуха это кирпичное ущелье заполнял смрадный чад. Он затруднял дыхание и оставлял во рту кисловатый привкус. Вагоны подогнали почти к самым воротам лагеря, и, как только смолк шум движения, в вагон ворвались лязг и грохот, многократно повторенные гулким эхом. В этой какофонии звуков выделялись мощные периодические удары, похожие на биение сердца огромного чудовища. Удары, от которых вибрировали земля и воздух. Мне почему-то представился невероятно больших размеров штамповочный агрегат с пастью, как у чудовища. В нее заталкивались движущиеся по конвейеру огромные раскаленные стальные чушки. Удар, и вместо чушки из пасти выскакивал готовый танк, ощетиненный пушками и пулеметами. Удар — танк, удар — танк...
И хотя это было лишь плодом воображения, но я ощущал, что каждый такой удар здесь отзывался разрушениями и смертью на Востоке, на моей многострадальной родине.
Надо было остановить этот поток или хотя бы нарушить его непрерывность. Но ведь для этого нужно было пробить мощный многоступенчатый оборонительный заслон из охранных служб, таких, как СД, СА, СС и уж, конечно, гестапо и контрразведка. Легко сказать, но как это сделать?