И вдруг мне пришла в голову совершенно неожиданная и дерзкая мысль. А не спросить ли у самого Матвея — охотник он или нет? У него постельный режим, ему не разрешают много говорить и едва ли разрешат скоро встать. И тем более скоро его не выпишут. Это значит, что ближайший месяц я могу не опасаться за свою жизнь. А за это время можно исчезнуть так, что никто следов не найдет. Тем более, что заявление об увольнении уже давно подписано и работать мне осталось здесь всего пару дней.
Глава 3. В больнице
Вечером я долго сидела с собакой. Метель придумала игру — приносить свернутый в клубочек носок и бросать мне на колени. А я должна бросить носок куда-нибудь далеко, чтобы она могла побежать за ним. Она смешно подбрасывала попу, припадала на передние лапы перед носком и когда бежала ко мне, делала вид, что грозно рычит на сопротивляющийся носок. Я не знала, что собаки могут играть. Впрочем, возможно, играть могут только эти собаки, этого мира. Может быть, они устроены сложнее тех, с которыми доводилось сталкиваться мне?
В очередной раз глядя на разлетающиеся по скользкому полу лапы, я вдруг подумала, что они совсем зажили. Даже новая кожа наросла и огрубела достаточно, чтобы собака могла много бегать без вреда для себя. Но три недели — это очень мало для естественной регенерации. Отсюда следует две равнозначные гипотезы.
Гипотеза номер один звучит так: собаки в этом мире обладают высокой способностью к регенерации. И, возможно, телепатией, — добавила я, вспомнив, как нашла ее. Я не уверена, что она не звала на помощь всем своим звериным разумом. И что я не почувствовала ее зов, а просто обратила внимание на дыхание. Спокойно анализируя ее состояние, свое состояние и расстояние от дороги до того места, где я ее нашла, я понимала, что едва ли без гиперслуха могла ее услышать. А гиперслух ко мне не тогда вернулся… Впрочем, это как раз и есть вторая гипотеза — мой организм почти полностью восстановился и ко мне вернулись мои возможности. Просто я жила одна и не могла этого почувствовать раньше. Или они вернулись в тот самый день. И я, сама того не понимая, запустила регенерацию. И потратила свои немногочисленные силы, потому что делала это не самым рациональным способом. Вот оно — логичное объяснение последующих истерик, дней в тумане и полусне.
Я подозвала Метель, положила руку ей на лоб. Собака послушно села и преданно посмотрела мне в глаза. Она очень любила, когда ее гладят. Но я не собиралась ее гладить. Я просто держала ладонь и слушала ее дыхание, шумные толчки сердца, шелест легких, хлюпающее дрожание диафрагмы, легкое бурление в желудке… Дальше внутрь я смотреть не стала. Во-первых, я плохо знаю местную генетику для понимания что к чему. Во-вторых, я все равно не замечу патологии, потому что не знаю норму. И даже если я в бессознательном состоянии поставила собаке программу реанимации и регенерации, то делала я это по полному наитию и в помрачении, и едва ли смогу понять, что именно я наделала. В-третьих, ничего изменить и перестроить я все равно сейчас не смогу. Главное, что сейчас Метель чувствует себя хорошо. Хотя юные идеалистки типа Людочки считают, что таких собак не существует.
И вообще, жаль, что я дала ей обещание навестить Матвея. Хорошо хоть, не сказала, что съезжу к нему прямо завтра. Тратить вечер на поездку к человеку, от которого я собираюсь сбежать на край света? Нет уж, извините, я лучше поваляюсь на диване в обнимку с любимой собакой. Так что в больницу я поеду в субботу. Рано утром. Чем меньше шансов застать там Людочку — тем лучше. Нет, она в целом хорошая девочка, но именно что девочка: маленькая, не замечающая ничего, что не имеет к ней прямого отношения, и не понимающая, что у медали может быть много-много сторон, гораздо больше, чем орел, решка и ребро. А возиться с чужими человеческими девочками у меня сейчас нет никакого желания. Да и ей самой будет полезнее не сталкиваться со мной. Чем меньше памяти останется в их семье обо мне, тем лучше. Да, у них будет семья, в этом можно не сомневаться. Она сделает все возможное и невозможное, чтобы они поженились. А когда умная и добрая девочка ставит себе цель, можно спорить на что угодно, хоть на целую планету, что остановить эту девочку сможет только смерть. И то не факт.