Я вышел из мечети, переполненный гневом из-за убийства, свидетелем которого только что стал. Но почему-то мне не пришло в голову, что Нидал может стать следующей жертвой. Я собирался найти командира батальона и показать ему пленку. Что произошло? Тот пехотинец действовал по собственной инициативе или исполнял приказ не оставлять никого в живых за линией наступления?[3] Хотя, в общем, это было не так важно. Канал NBC решил не показывать запись убийства, и я согласился с тем, что кадры оказались слишком откровенными и жестокими[4]. В итоге своим решением мы помогли замять всю эту историю. Мы утаили от общественности важную информацию о войне. Я не исполнил свой долг журналиста, и потом долгие годы это мучило меня.
Я продолжал работать военным репортером, но никак не мог забыть о событиях в мечети в Эль-Фаллудже. Надеясь, что мне удастся подвести какой-то итог этой главе моей жизни, я направил запрос правительству США о подробностях случившегося. В 2007-м, три года спустя после описанного инцидента, я получил отчет Службы криминальных расследований ВМС. Отчет был огромный, размером с телефонную книгу, и тщательно отредактированный (целые куски текста были вычеркнуты в целях защиты частной жизни названных в отчете лиц или по соображениям национальной безопасности). Сделав глубокий вдох, я открыл его. Я не знал, что меня ждет. Мне понадобилось всего 20 минут, чтобы прочитать все до конца. Когда я закончил, мне стало плохо.
Талеб Салем Нидал, раненый иракец, прятавшийся под одеялом и умолявший меня о помощи, когда его товарищей застрелили, и сам был убит вскоре после того, как я ушел из мечети. Вскрытие показало, что смерть наступила из-за 23 выстрелов в спину. Побежав добиваться справедливого наказания для тех, кто организовал казнь без суда и следствия, я позволил совершить еще одну такую казнь. Я предпочел игнорировать мысль о том, что нечто подобное может произойти и с Нидалом. И он был убит. Если бы я просто вывел его из мечети, возможно, он все еще был бы жив. Он оказался единственным, кроме меня, свидетелем убийства, и, конечно, когда я ушел, у него не осталось никаких шансов выжить. До сих пор не понимаю, как я мог об этом не подумать. Я не желал ему смерти. Но если бы вместо гнева я нашел место для капли сострадания, то мог бы его спасти. Его убийство — самое серьезное обвинение в деле против меня. Эту тяжесть я чувствую на своей совести до сих пор. Долгое время я не мог найти ни утешения, ни оправдания для себя.
Мой посттравматический синдром начался не с осознания этого преступления. Хотя его признаки наблюдались на протяжении всей моей «военной карьеры». Алкоголь, легкие наркотики, беспорядочный секс — все это я попробовал, борясь со своими проблемами. Джонатан Шей, бывший психиатр Управления по делам здравоохранения ветеранов, в своей второй книге «Одиссей в Америке: военная травма и проблемы при возвращении домой» (Odysseus in America: Combat Trauma and the Trials of Homecoming) описывает похожее состояние у ветеранов: «Ветераны используют различные средства, чтобы заглушить боль, справиться с кошмарами, забыть о чувстве вины. Это могут быть алкоголь и наркотики, поиск опасности, трудоголизм, секс. Иногда все вместе».
Шум вертолетов, пейзаж, напоминающий Ирак или Афганистан, даже люди в мусульманской одежде — все это заставляло меня вспоминать прошлое и тосковать. Иногда я мучился из-за того, что мне пришлось пережить; иногда, наоборот, хотелось снова оказаться там. Лечился я привычными средствами, нисколько не сомневаясь, что это единственно правильный способ. Ведь книги и фильмы учат нас, что именно так принято справляться с воспоминаниями о войне. Несмотря на то что мои проблемы с алкоголем и наркотиками становились все серьезнее, я отказывался обратиться за профессиональной помощью. Мне казалось, что это было бы проявлением слабости. Это все для тех, кто не в состоянии справиться сам. На самом деле я как раз больше не мог справляться с этим самостоятельно, просто не хотел в этом признаваться. Чтобы как-то отвлечься от войны, бушевавшей внутри меня, я снова отправлялся на войну. После случая в мечети (когда я еще не знал о смерти Нидала) думал, что могу справиться с личными переживаниями, не анализируя произошедшее, а уезжая в горячие точки. Мое тогдашнее состояние отлично описывает строчка из песни Элвиса Пресли: «Немного меньше разговоров, немного больше действий». Я предложил интернет-порталу Yahoo проект «Кевин Сайтс в горячих точках», в рамках которого в течение года я путешествовал по миру и рассказывал о наиболее серьезных военных конфликтах.
3
Впоследствии выяснилось, что в ходе проведения операции «Ярость призрака» произошло, по крайней мере, еще два подобных инцидента.