— Он жив, Матвей. Он оставил мне знак.
— Только не говори, что это его зажигалка. Я сам клал её в гроб.
— Не его, но очень похожая.
Эдик вынул из кармана дорогую вещицу. На металлическом корпусе над водной гладью гордо расправил крылья Альбатрос.
— Нужно предупредить Льва.
— Не нужно. Анька беременная. Он должен быть с ней, а я пока сам понаблюдаю.
— Ладно. До связи. Как что узнаю, позвоню.
Из кухни доносились голоса. Хозяин болтал по-русски. Я прислушалась.
«Привет, плотоядный! Включи защитный режим. Пусть помехи помехуют. Помощь нужна. Собери всё, что можно, на Темникову Алёну Леонидовну девяносто второго года рождения. Мне нужно всё, решительно всё: семья, друзья, любовники. Поплюй. Вот, если бы встретил такую, как Анька. А это просто пигалица какая-то. Что-то странное творится, Пантера. Квартиру девчонки взломали. Дверь у неё непростая. „Кэчмэн“. То-то и оно. Из квартиры ничего не пропало, кроме сломанного компа. Вот тут начинается самое интересное. Почерк больно знакомый. Идеальный взлом: ни одной царапины, ни одной зазубринки. Он жив, Матвей. Он оставил мне знак. Не его, но очень похожая. Не нужно. Анька беременная. Он должен быть с ней, а я пока сам понаблюдаю.»
Я попятилась назад. Что всё это значит? Я чувствовала, что вокруг меня сгущается опасность. Это нервировало. Инстинкт подсказал, что сейчас лучше вернуться в кровать, но быть начеку.
Эдик устало потянулся. Нужно выспаться. А завтра он попробует составить логическую цепочку.
Глава 4
Я проснулась от яркого солнца. Ну почему таинственный мужчина до сих пор не повесил на окна шторы? Обидно вскакивать с кровати в субботу в семь утра. Я попыталась потянуться и не смогла, зато заорала так, что до смерти перепугала задремавшего на подоконнике Василия. Нет! Это был какой-то обман зрения. Я лежала на кровати абсолютно голой, а рядом такой же голый мужчина закинул на меня лапу неимоверных размеров, придавив к матрасу. Мой визг разбудил гиганта. Он тяжело вздохнул и сонно провёл рукой вверх по моему телу.
— А ты ничего. Беру свои слова обратно. И сиськи есть, и, ― он прошёлся вниз,― задница на месте.
Я схватила мохнатую лапу и попыталась прижать туда, откуда она росла.
— Ты… ты… ты зачем раздел меня?
Эдик окончательно проснулся.
— А кто меня об этом просил? Кто ночью умолял развязать шнурок на трико? Кто ныл, что везде всё давит?
— Я? ― мои щёки залил румянец.
Рука вернулась на место, продолжая изучать меня под одеялом.
— Врёшь! Этого просто не может быть.
— Мало того, девочка, ты мучительно долго решала вопрос, чего я такого нашёл в тебе. Вот я решил помочь отыскать ответ.
Я заорала и подпрыгнула на кровати.
— О, при свете дня ты выглядишь очень аппетитно.
Сообразив, что сама предоставила нахалу верхнюю часть туловища для обзора, я вновь нырнула под одеяло, стараясь держаться от мужчины подальше.
— Немедленно покинь спальню и дай мне одеться.
Эдик расхохотался и встал с кровати. Я хотела зажмуриться, чтобы не ослепнуть от такой красоты, но не смогла. Огромный, мускулистый, с гордо торчащим достоинством, он стоял, как греческая статуя, и улыбался во все тридцать два.
— А теперь повернись задом, и марш отсюда.
Мужчина и не думал пререкаться. Он медленно покинул спальню, сверкая загорелыми ягодицами.
Моё сердце билось где-то в горле. Чёрт! Не так я себе представляла начало романа. Всё было неправильно. Если бы я не запаниковала, атлет запросто мог продолжить знакомство с моим невинным телом. Я принялась лихорадочно натягивать вещи. Хотела ли я продолжения? Да. Боялась ли? Очень. Мне всегда казалось, что близкие отношения должны быть апогеем каких-то великих чувств, а не наоборот. Что будет, если получив своё, Эдик отвернётся от меня, оставит с разбитым сердцем и кровоточащей душой?
Застегнув куртку спортивного костюма, я решила, что спешить с сексом не стоит. Мама могла бы мной гордиться!
Василий не сидел, он лежал у миски, продолжая лениво жевать. Я получила порцию яичницы и два бутерброда.
— Пока не съешь ― из-за стола не выйдешь.
— Спасибо, мамочка.
Эдик поставил на подставку сковородку со своей частью завтрака, решив не заморачиваться с тарелками.
— Итак. Ты переезжаешь жить ко мне.
Кусок сыра слетел на пол и был тут же схвачен Васькой.
— Ещё чего! У меня есть своё жизненное пространство, и я не собираюсь долго засиживаться в твоих хоромах.
— Это не обсуждается, детка. Боюсь, ты попала в очень неприятную историю, правда ещё не знаю, в какую.