— Разве на побережье попадаются подозрительные людишки? — удивилась я. — Всё население писано-переписано и учтено на сто рядов.
— Эк, миленькая моя, кабы так, — крякнул дед Митяй. — Поглубже копни. На север, к примеру. Там много живности водится. Бывает, что и в наши места выбирается. Рудознатцы-то разными тропами ходят, ценную породу ищут — чтобы поближе к Магнитной да полегче вынимать. Вот и навидались всякого… Нас сюда кинули почитай пятьдесят годков назад да замок на ворота навесили, и теперя тут наш дом. А в здешних лесах задолго до нас жили и уходить не собираются.
Я переглянулась с Егором. Какой идиот согласится добровольно заточить себя на краю света, без благ цивилизации? Тот, кому они не нужны.
Вторая власть — местное самоуправление. Все решения принимает голова округа, его кандидатуру выбирают из числа уважаемых и авторитетных жителей. У головы есть пособники, которые учитывают запасы и следят за правильностью их распределения. Помимо этого голова Магнитной имеет в помощниках семерых старшин — по числу деревень-сателлитов. При необходимости он советуется со старшинами и получает от них заявки на продукты и предметы первой необходимости.
Ох, и загрузилась я двойственностью местной власти и её полномочиями! Даже голова закружилась.
А потом вышло так, что в горницу один за другим потянулись соседи по хутору — с пирогами, с солеными грибочками, с квашеной капустой, отварной картошкой и с хмельной медовухой. И вскоре за столом стало тесно. Девчонки, набрав пирожков, набились на печку. Даша уселась на лавку вместе с взрослыми, а вот Паша не пришла. И, конечно же, от нас ждали историй о том, как живется на Большой земле. Не подробностей о достижениях висорики, а о том, как живет мир за пределами побережья, отрезанного от цивилизации полвека тому назад.
Прогресс шагнул далеко вперед. По освещенным трассам несутся скоростные автомобили, общение происходит с помощью мобильных телефонов, а здесь, на краю земли, в свете лучины, люди слушают сказочные истории о бескрайних пустынях и оазисах, о караванах с верблюдами, о холодных северных просторах и полярном сиянии, о городе-мечте под прозрачным куполом, о разросшейся столице, о самолетах и поездах. Слушают о спортивных чемпионатах и об архитектурных шедеврах. И ни слова о висорике и вис-волнах, их здесь не жалуют. Конечно же, слушатели знают о том, как изменился мир за последние годы. Все-таки газеты попадают на побережье, да и молодежь, возвращающаяся с Большой земли после уплаты долга, приносит крупинки информации. И все равно живое слово здесь сродни… телевизору. Из собравшихся в горнице лишь старики помнят свою молодость до гражданской войны. Остальные же родились на побережье.
До маминого дома мы дотопали по темноте. Брели осторожно, и Егор подсвечивал тропинку luxi candi*.
— Мам, — спросила я, улучив минутку, когда муж отвлекся, — а Дмитрий Ионович знал моего деда?
— Знал. Хотя и моложе его лет на двадцать. Неисправимый романтик, — улыбнулась она. — Брат дяди Митяя был добровольцем. Испытывал на себе вис-сыворотку, которую только-только начали разрабатывать. И умер из-за недоработок в составе.
— Дед Митяй не жалеет, что пятьдесят лет назад принял не ту сторону?
— Говоришь, не ту сторону? — задумалась мама, и лицо окаменело.
— Мам, прости меня, — обняла я её.
— Каждый день отец проклинал себя за то, что подвигнул людей на мятеж, — сказала она уставшим голосом.
— Они знали, на что шли. Никто не предполагал, что недовольство закончится подобным образом! — запротестовала я.
— Но не отец. Ведь он был провидцем, — ответила мама горько. — Дар подвел его.
— И всё равно горжусь им, кто бы что не говорил — заявила я упрямо. Да, горжусь!
Гости — это хорошо, но жизнь не стоит на месте. Мама и так запустила хозяйство, дожидаясь нас, поэтому требовалось нагонять упущение. Назавтра она решила прополоть огород, а я затеяла стирку. Нечего копить грязное белье и ждать, когда зарядят дожди. К тому же, нужно учиться стирать с распаренной золой. Нагреем воду в бане, а полоскать будем на речке.