Sindroma unicuma. Finalizi[1]
Посвящается Эве
*таю, таю)) Читаю, перечитываю — и таю))*
1. О нелегких буднях настоящих леди и о тех, других
Есть обстоятельства, над которыми человек волен. Не устраивает размер груди — записывайся на прием к косметическому хирургу или корректируй габариты с помощью подручных висорических средств. Достала подружка — скажи, что она похожа на жирную бегемотиху. Надоело одиночество — растяни губы в улыбке и польсти пару раз окружающим. Хочешь признания и оваций — найми личного тренера, и через месяц выбьешь пул, не напрягаясь.
Но есть вещи, которые невозможно изменить.
Августу Аксёнкину удручали два неисправимых обстоятельства: её имя и день рождения.
За убогое имечко стоило сказать спасибо мамаше, которая, особо не напрягаясь, дала трем дочерям имена по месяцам рождения: Декабрина, Августа и Майя. Смехота и примитивизм.
Ограниченность ума и отсутствие фантазии у родительницы объяснялись просто: когда родилась младшая из сестер Аксёнкиных, их отцу, чиновнику Департамента юстиции, еще не предложили место председателя совета директоров государственной монополии сотовой мегасвязи.
С годами мамочка стала умнее. Вздумай она увеличить численность семьи Аксёнкиных, то обязательно наняла бы лучших прорицателей и заказала долгосрочный гороскоп для младенца с приоритетами желательных имен. Увы, судьба рассудила иначе, посчитав, что супруги сделали свой выбор между наследником и сливками светского общества.
Вторым поводом для расстройства средней из сестер Аксёнкиных неизменно служил день рождения в последнем летнем месяце, вернее, тот факт, что она родилась на девять месяцев раньше Егора Мелёшина. Осознание того, что она оглашала мир младенческим плачем и марала подгузники задолго до появления на свет Мелёшина-младшего, заставляло чувствовать себя ущербной старухой. К тому же ехидна Майка не упускала случая поддеть сестру.
— Глянь, — Клюква протянула фотку, на которой было изображено нечто похожее на боксерскую перчатку с мочалкой наверху. — Спортивная серия.
Конечно же, собеседницу звали не Клюквой, а Евгенией Ляпис или Евгешей — любительницей эксцентричности и шокирующих выходок. Кислое прозвище внучке председателя Высшего законодательного совета подарили острый язык и язвительные замечания, набившие оскомину как у администрации лицея, так и у лицеисток. Евгеша не выделяла из своего окружения ни друзей, ни врагов, потому что была сама по себе. Она могла во время занятия сказать на весь кабинет, обращаясь к преподавательнице:
— А у вас лифчик из-под блузки выглядывает.
Девчонкам же говорила: "Твои зубы желтые как моча" или "У тебя воняет изо рта тиной" — и ни капельки не кривила душой. Но уколоть Евгешу ответной шпилькой не получилось бы при всем желании, потому что она являлась совершенством со всех сторон.
Аксёнкина и Евгеша не водили дружбу, но вели совместные дела. Их объединил взаимный интерес к общему увлечению.
Большинство людей чем-то увлекается. Кто-то собирает фантики или наклейки от бутылок, кто-то играет на гитаре, кто-то транжирит родительские деньги в увеселительных заведениях и модных салонах. А кто-то коллекционирует последствия deformi[2], запечатленные на фотографиях, и с волнительным удовольствием просматривает набитый картинками альбом — увлечение скандальное, порочное и возбуждающее. Поэтому для заинтересованной зрительницы боксерская перчатка с мочалкой оказалась лицом человека, обезображенного заклинанием до неузнаваемости. На следующем снимке камера бесстрастно зафиксировала лицо женщины, с глубокой продольной вмятиной ото лба к подбородку, похожей на отпечаток от биты — деформированный нос, провалившийся в череп, расплющенный в лепешку рот, глаза, скошенные навстречу друг другу.