— А вы, деточка Евочка, тоже с усердием осваиваете учебный процесс? — спросил премьер-министр.
— Осваиваю, — не стала отрицать.
— Прекрасно! — захлопал в ладоши Рубля, словно я сказала невесть что сенсационное. — Отрадно слышать, что подрастающее поколение не прожигает жизнь впустую. Согласен, Иванов?
Иванов оторвался от блокнота, оглядел нашу компанию на подмостках и, кивнув, снова углубился в писанину. Ох, по мне лучше, чтобы он не отрывался от своих записулек, потому что взгляд у Иванова был таким, словно распорядитель видел насквозь, где зарыт скандал.
Когда мы спустились со сцены, следующим поднялся кудрявый колобок необъятных размеров с аналогичной необъятной дамой. Бедняга премьер-министр! Хочешь — не хочешь, а должен облагодетельствовать всех гостей, каждому улыбнуться и пожать или поцеловать ручки.
Протолкавшись через течение прогуливающейся публики, мы с Петей остановились в центре зала.
— Ну как тебе? — спросила я у спортсмена.
— Ноги дрожат и руки, — признался он.
— И у меня тоже.
— Как думаешь, хорошо вышло? Не оплошали? — обеспокоился Петя.
— Не знаю. Вроде бы нормально. Ты молодец, хорошо держался.
— И ты тоже, Эва. Спасибо тебе.
Однако радость по поводу завершения официальных процедур оказалась преждевременной. Я почувствовала, как меня приобняли за талию, и с изумлением увидела, что между мной и Петей просунулась клоунская физиономия в малиновом кудрявом парике, костюме с золочеными звездами и желтом галстуке на ядовито-зеленой рубашке.
— Рад знакомству. Астероид Кометович Звездкин, — протянул пришелец руку Пете. — Слыхали?
— Н-нет, — осторожно ответил спортсмен и покосился на меня.
— Немного, — также настороженно ответила я. Вот и нарисовалось второе действующее лицо марлезонского балета. Если первое чихало на нас, предпочтя блокнот к великой моей радости, то второе, наоборот, заинтересовалось. Ёлки-палки, с какой же люстры свалился этот чудик на наши головы?
— И что толкуют? — озаботился Звездкин. Один зрачок у него горел оранжевым, а во втором глазу крутилась белка в колесе. — Хорошее или плохое?
— Разное.
— Популярность не затоптать, — констатировал самодовольно клоун. Да, товарищ не умрет от скромности. — Значит, студентики?
— Да, — ответил Петя.
— У кого стырили билеты? — обратился по-свойски Звездкин к спортсмену.
Тот покраснел. Надеюсь, что от гнева.
— Никто не тырил. Их вручили за победу в чемпионате!
— Похвально, ребятишки. Пойдем, кое с кем познакомлю, — сказал чудаковатый тип и, не поинтересовавшись согласием, начал интенсивно подталкивать вперед.
В результате он притолкал нас к кружку, в котором заправлял — я узнала по фото из атласа политиков — Франкенштейн или начальник Департамента спорта.
— Это твои неприкаянные овечки, — сказал ему Звездкин и исчез в толпе.
Круг беседующих был исключительно мужским и суровым. Меня поприветствовали, кивнув, и вернулись к обсуждению насущных проблем спорта. Петя весьма удачно оказался просвещенным в нуждах и чаяниях чемпионов, поэтому с достоинством влился в разговор, отвечая на вопросы. Видно было, что ему льстило внимание мужчин гораздо старше его.
Куда же любители спорта отбуксировали своих дам? Может, и мне стоит отдохнуть где-нибудь в уголочке, посидеть на стульчике? — переминалась с ноги на ногу и цеплялась за Петин локоть, на всякий случай держа наготове дежурную улыбку и поглядывая на рафинированное сборище.
Обычно так бывает в кино: герой скользит сонным взглядом по шумной толпе, пока в судьбоносный момент его не шибает по затылку, отчего герой поворачивает голову в том направлении, которое отметило дрыхнущее подсознание. И тогда зрение проясняется, зрачки расширяются, а пульс резко подскакивает.