— Сволота, — заключил тихо Мэл, усаживаясь рядом. — Лучше?
— Я тебя тоже заставила? — схватила его за руку.
— Ты о чем? — удивился он.
— О том, что мы вместе. Ты не хотел, а я заставила. Внушила. И ашшавару[38] тоже внушила.
— Эвка, ты же в коме была, — объяснил он, словно перед ним сидела тяжелобольная аутизмом.
— Ну и что? Лежала и внушала: отдай свою жизнь.
— Всё, кончай истерить, — поднялся Мэл. — Лично я не верю в сказочки с желаниями. Пойду-ка лучше потрясу чемпиончика за шкирку.
А Петю и без него потрясли. Вернее, Петя сотрясся сам. И да, он признался во всем. После того, как не менее потрясенная Морковка обработала раны от зубов Монтеморта, вколола экстразаживляющие препараты и забинтовала пострадавшую конечность парня.
Сошлось всё. Петя, заметив библиотечные справочники в швабровке, мгновенно сопоставил, сделал выводы и придумал план. Прихватил с подоконника резинку для волос, вспомнив, что видел, как она стягивала мой куцый хвостик. Удача бежала за чемпионом вприпрыжку. Выяснилось, что Стопятнадцатый собирался отсутствовать сегодня весь день. О том, что зеркало правдивости хранится в кабинете Генриха Генриховича, знал весь институт. Петя рассчитывал, что следы успеют выветриться, и ясновидение не поможет в расследовании. Парню немыслимо повезло, что в последнее время декан факультета нематериалки забывал об охранных заклинаниях-ловушках. А отмычки Петя изготовил в кузне. Кража состоялась вечером, незадолго до закрытия института, и артефакт пролежал ночью в раздевалке спортивной секции, потому как великий взломщик в последний момент испугался.
Парень удивился тому, что присутствующих не сотрясла новость о библиотечных книжках, вынесенных мной из альма-матер.
— Прости, Эва, — покаялся он, заикаясь. — Не знаю, что на меня нашло. И ведь не хотел, а увидел — и перемкнуло в голове. Прости.
Деканы переглянулись с пониманием. Ну, конечно, теперь любое преступление можно оправдать так: "Ах, в голове перемкнуло", а виновата в замыкании клемм Папена, прошедшая по коридору не в то время и не в том месте.
— Я бы понял, если бы ты просто стырил, но ведь ты подставил её, гад, — прошипел Мэл, и деканы, сгрудившиеся возле парня, вежливо оттолкали его в сторону.
— Понимаю, — промямлил побелевший как бумага Петя. — Признаюсь.
Да, знатно он перетрухал.
— Как же так, Рябушкин? — утер пот со лба Миарон Евгеньевич. Оно и понятно, распереживался человек. Чемпион по легкой атлетике, ведущий кузнец, проектировщик подземных судов, гордость курса — и влип в пренеприятнейшую историю. Украл, подставил невинного человека и попался.
— Не знаю. Мне пришло в голову, что Монька… Монтеморт стал рекламной афишкой, — выдавил Петя. — Позирует впустую. Лежит, сопит и не чует.
— Но в начале года страж задержал охранника с деньгами из кассы, — заметил воодушевившийся Стопятнадцатый. Как ни странно, его обрадовало, что виновником кражи оказалась не я, а другой человек. Словно бы Генрих Генрихович сбросил груз вины за то, что возвел на меня напраслину.
Стопятнацатый сказал, и деканы снова переглянулись, а затем посмотрели в мою сторону. Ну да, я как раз пробегала мимо и получила несколько висоров в качестве аванса за трудоустройство в архив. Заодно нашептала охраннику, что хватит бездействовать.
— Так то ж было в январе, — промямлил Петя. Осознание содеянного грозило обвалить его рассудок. — А в апреле Монька почти сдох. То есть я решил, что он того… болен.
— Капздец тебе, спортсмен, — пробился к несчастному парню Мэл, потирая кулак, но Стопятнадцатый опять оттеснил его в сторону.
— Почему вы решились? — спросила проректриса, кивнув на зеркало. Артефакт извлекли из тряпицы и поставили на столе. — Зачем?
— Деньги… — Петя еле ворочал языком, наливаясь краснотой. — Хотел продать…
О ужас! — закрыл он лицо руками.
Я воочию видела, как мечутся мысли в его голове. Что будет с родителями, когда они узнают? Отчислят из института — стыд и позор. Привлекут первый отдел, начнется следствие, суд, приговор. А дочка второго замминистра финансов? Ведь всё задумывалось ради того, чтобы закрепиться наверху и стать кем-то значимым вместо домашнего мальчика в шапке с помпоном-какашкой.
Эх, зря во мне тренировали шестое чувство. Простодушный Петя был как на ладони.
После того, как парня вывели из кабинета и велели ждать в приемной, собрался спонтанный консилиум. Решали судьбу чемпиона.